Элегии и малые поэмы

        Разве не знаешь ты сам, как неистово буйство пучины?

        Злобу ее испытав, смеешь довериться ей?

55   Если отвяжешь причал, когда в путь позовет тебя море,

        То и тогда его ширь множество бед затаит.

        Моря просторы пытать нарушителю клятвы опасно:

        Море карает и мстит тем, кто нарушит обет;

        Больше всего — оскорбившим любовь, — недаром из моря

60   Вышла богиня любви у Киферейской скалы.

        Я погубителя жизнь боюсь погубить, погибая,

        И не хочу, чтоб глотал воду соленую враг.

        Нет, живи и слыви моей виновником смерти, —

        Мне живым потерять легче, чем мертвым, тебя.

65   Сам ты представь, что тебя (да не сбудется горькое слово!)

        Быстрый вихрь понесет; вспомнишь о чем ты, Эней?

        Сразу на память придет, как давал ты мне лживые клятвы,

        Как Дидону сгубил низкий фригийский обман.

        Перед глазами стоять жена печальная будет, —

70   Кудри распущены, кровь льется вдоль прядей волос.

        «Что б ни случилось, всего заслужил я! Смилуйтесь, боги!» —

        Крикнешь ты, веря, что все молнии метят в тебя.

        Выжди, чтоб сердце твое, чтобы море успело утихнуть,

        За безопасность пути эта ничтожна цена.

75   Ты не меня пощади, — пощади малолетнего Юла,[116]

        Хватит того, что моя гибель прославит тебя.

        Чем виноваты, скажи, Асканий и боги-пенаты?

        С тем ли, чтоб морю отдать, ты их спасал из огня?

        Нет, не везешь ты богов и лишь попусту хвалишься, будто

80   Чувствовал ты на плечах тяжесть отца и святынь.[117]

        Все это ложь! И меня ты в обман не первую вводишь,

        Мне не первой пришлось горькую кару нести.

        Спросят: где теперь мать прекрасного Юла? Погибла.

        Муж бессердечный ее бросил одну средь врагов.

85   Сам ты рассказывал мне… Но смутилась ли я? По заслугам

        Жги Дидону: вины легче грядущая казнь.

        Не сомневаюсь я в том, что тебе твои боги враждебны:

        По морю и по земле семь ты скитаешься зим.

        Я приютила тебя, волнами прибитого к суше,

90   Имя едва услыхав, царство тебе отдала.

        Если б я дальше не шла, услугой довольствуясь первой,

        Если б о нашей любви не разлетелась молва!

        День, когда вдруг нас вдвоем под покатые своды пещеры

        Синий ливень загнал, пагубным был для меня.

95   Голос услышала я; завопили, казалось мне, нимфы, —

        Нет, это Фурии песнь спели о нашей судьбе.[118]

        Попранный стыд, покарай, покарай меня, верность Сихею, —

        Горе! — с великим стыдом казнь принимаю от вас.

        В мраморном храме моем стоит изваянье Сихея,

100 Белою шерстью, листвой образ священный прикрыт.

        Слышала я, как меня он четыре раза окликнул;

        Голос знакомый сказал тихо: «Элисса,[119] приди».

        Больше не медлю, иду, — ведь твоя по праву Элисса,

        Только мучительный стыд быстро идти не дает.

105 Строго мой грех не суди: ведь так прекрасен виновник,

        Что не зазорно ничуть ради него согрешить.

        Мать-богиня, отец — беглеца священная ноша —

        Право давали и мне в прочный поверить союз.

        Если мне грех был сужден, то причины греха безупречны;

110 Клятвы прибавь и скажи: есть ли в чем каяться мне?

        Вплоть до последних часов моей жизни с тем же упорством

        Тот же, что прежде, меня рок неизменно гнетет.

        Возле домашнего был алтаря супруг мой зарезан,

        Это злодейство свершил ради корысти мой брат.

115 Мужа покинувши прах, из отчизны бегу я в изгнанье,

        Трудной дорогой плыву, гонится враг по пятам.

        В крае безвестном спешу, ускользнув от бурь и от брата,

        Берег, который тебе я подарила, купить.

        Город построила здесь и, соседним селеньям на зависть,

120 Длинной и прочной стеной я окружила его.

        Войны вскипают; веду — чужестранка и женщина — войны,

        Грубые створы ворот еле навесить успев.

        Многим понравилась я женихам, которые нынче

        Сетуют, что предпочтен мною неведомо кто.

125 Что ж ты не свяжешь меня, гетулийскому Ярбе не выдашь?[120]

        Руки сама бы тебе я протянула, злодей!

        Есть и брат у меня: обагренную кровью Сихея

        Руку он будет готов кровью моей обагрить.

        Не оскверняй касаньем богов и святыни — оставь их!

130 Чтить всевышних лишь тот вправе, чьи руки чисты.

        Если они спаслись из огня, чтобы ты почитал их,

        В том, что спаслись из огня, каются боги теперь.

        Может быть, в тягости ты оставляешь, неверный, Дидону,

        Может быть, скрыта в моем теле частица тебя?

135 Матери должен судьбу разделить несчастный младенец,

        И по твоей же вине он, не родившись, умрет.

        Да, Аскания брат погибнет с матерью вместе,

        Казнь и мука одна сразу двоих унесет.

        Бог велит тебе плыть. Уж лучше бы он не позволил

140 Тевкрам приплыть и ступить на карфагенский песок.

        Тот же, наверное, бог тебя, гонимого злобным

        Ветром по быстрым волнам, в долгих скитаньях ведет?

        Вряд ли стоит с таким трудом и в Пергам пробиваться,

        Хоть бы таким же сейчас он, как при Гекторе, был!

145 Но не к родному плывешь ты Скамандру, а к дальнему Тибру,

        Как ты туда ни стремись, будешь пришельцем и там.

        Прячась, бегут от твоих кораблей недоступные земли,

        В ту, что ты ищешь, страну ты приплывешь стариком.

        Хватит скитаться! Возьми мой народ как приданое в браке,

150 С царством Дидоны прими Пигмалиона казну,

        Перенеси Илион на счастье в город тирийцев,

        Сядь на царский престол, скипетр священный прими.

        Если жаден твой дух до битв, если ищет Асканий,

        Где бы оружьем ему право добыть на триумф,

155 Я и врага укажу, будет все для борьбы и победы: