Элеанор Ригби

— В ту ночь на дискотеке было много мальчиков. Откуда мне знать, который из них — он?

— Я мог бы выслать вам фотографии в графическом формате.

— Хорошо. И что же, по-вашему, со мной произошло?

— Мы надеялись, вы это нам объясните, мисс Данн.

— Вы меня простите, но ситуация выглядит ненормально: подняли среди ночи, несете какую-то околесицу. Поставьте себя на мое место.

— Я вас прекрасно понимаю, мисс Данн. Еще раз должен подчеркнуть: мне жаль, что побеспокоил вас в столь неурочный час. Я всего лишь собирался оставить сообщение.

— Мистер Байер, а мой электронный адрес вы тоже знаете?

— Вообще-то нет.

— Тогда записывайте: [email protected]. «Элеанор Ригби» — в одно слово.

— Как в песне «Битлз»8?

— Да. Элеанорригби.

— Тогда прямо сейчас и вышлю снимки.

— А если я посмотрю на него и узнаю? Что тогда?

— Давайте разбираться с проблемами по мере их поступления, мисс Данн.

Материнский инстинкт подсказывал не раскрывать всех карт.

— Не знаю, что вы ожидаете от меня услышать. Впрочем, присылайте, что там у вас есть — с этого места и будем плясать.

— Договорились.

У меня сложилось недвусмысленное впечатление, что Байер просек, будто я что-то недоговариваю, но европейская воспитанность не позволяла ему давить на даму. Я заверила, что иду загружать компьютер и жду фотографии.

Даже случайные нити судьбы в конце концов сплетаются в единый узел.

К примеру, я помню, что в самолете, когда мы возвращались из Рима, у Скарлет Хэлли случился жесточайший нервный срыв. Капитан как раз объявил, что мы пролетаем над столицей Исландии, Рейкьявиком. Девчонка начала дышать, как лошадь с перебитым коленом, которая инстинктивно предчувствует конец. Я наблюдала подобное впервые, и происходящее показалось мне донельзя интересным.

Стюардесса быстренько увела Скарлет за голубую штору, отделяющую бизнес-класс от пролетариев. Мистера Пузо найти не смогли — он глушил хлебную водку в секции для курящих пассажиров, — поэтому я из чистого любопытства присоединилась к ним и поведала летному экипажу самое основное о нашем путешествии. Помню, из туалета несло хлоркой, в салоне пахло разогретой едой; помню бряцанье нагруженной напитками тележки. Скарлет прислонилась к двери с большой рукояткой — ее дергаешь, если собираешься прыгать с парашютом и с набитым сотенными купюрами мешком. На счастье, на борту имелся врач — тот накачал бедняжку таблетками, и она кое-как долетела домой.

Как выяснилось впоследствии, Скарлет тоже забеременела, правда, вряд ли это имеет отношение к тому припадку в самолете. Мы пролетали Гудзонов залив, когда я сообразила, что, наверное, Скарлет на протяжении всей поездки была на грани срыва и крепилась до последнего. А вот когда до ее подсознания стало доходить, что она в безопасности и направляется домой, организм позволил себе сбросить напряжение. Уж так мы устроены. Вспомните первое января двухтысячного года: старики, которые из последних сил тянули до новогоднего салюта тридцать первого декабря 1999, стали дохнуть как мухи. Мне кажется, в нашей природе заложено желание продержаться еще хоть самую малость. Может быть, припадок Скарлет — не совсем то, и тем не менее какая-то аналогия прослеживается.

Об этом случае я упомянула неспроста: когда Джереми переехал ко мне жить, его дела стремительно покатились под откос. Может, я и ошибаюсь, хотя вряд ли. Вернувшись после свидания с Донной, он сел на кушетку и сказал:

— Кажется, что-то не так.

— Где?

— Со мной.

— Почему? Что не так?

— Я заболеваю.

— Ты сегодня принимал лекарства?

— Нет. Я так хорошо себя чувствовал и…

— Ложись.

В то лето свирепствовал какой-то вирус, и я, нарезая треугольные сандвичи с тунцом, тешила себя надеждой, что у сына обыкновенная простуда. Самая обыкновенная.

— Как поиграли в боулинг?

— Баловство одно, а не спорт.

— Ты выигрывал? — До меня вдруг дошло, что я не знаю, каким словом обозначают выигрыш в боулинг? Выбивать кегли? Сваливать фишки?

Джереми сказал:

— Тут весь интерес не в том, чтобы выиграть, а в тапочках и коктейлях.

— А Донне понравилось?

— Не знаю. Она пыталась окружить меня добротой, как будто ее назначили опекать инвалида.

— Хм-м. Надеюсь, она хотела как лучше. — Я поклялась держать язык за зубами в отношении Донны. — Вы еще увидитесь?

— Вряд ли. Правда. Я на самом деле думаю, что ей нравится, когда человек болен — тогда за ним можно поухаживать.

Мы ели сандвичи, и я уже решила, что Джереми лучше, однако, когда мы закончили трапезу, он простонал и опустился на диван. Его глаза устремились куда-то вдаль.

— Джереми, ты как? Джереми?

Паниковала я зря. Сын ответил:

— Я снова вижу фермеров.

— Тебе удобно? Принести одеяло? — Я подсунула ему под голову подушку.

— Да, вижу фермеров.

— Видишь? Чем они занимаются? — Тут я вынуждена перед вами извиниться, ведь все мы смертны: конечно, я сильно терзалась, что Джереми болен, но в душе сохранился интерес, когда к нему возвратятся видения.

— Мы снова там, где женский голос обрек землепашцев на забвение. Пыль на дороге. Кролики в полях спешат спрятаться в норы. Птицы исчезли. Фермеры сбиты с толку. Они попадали ниц и молят о знаке свыше.