Элеанор и Грей

– Но я хочу выглядеть, как радуга, бабуля. Дай мне жить, – простонала Лорелай, запихивая в рот ложку.

Она и в самом деле произнесла эти слова: Дай мне жить. Я чуть не задохнулась от смеха.

– И где ты это услышала? – поинтересовалась Клэр. – «Дай мне жить»?

– Карла недавно сказала так папе.

– Что ж, ладно, – заметила Клэр. – И все же для тебя мы сегодня подберем что-нибудь более сдержанное.

– Бабуля, я не знаю, что значит более сдержанное, поэтому все, что я выберу – подойдет, – как ни в чем не бывало откликнулась Лорелай.

Клэр придвинулась ко мне.

– Лорелай – самая харизматичная личность в этом доме. Она дерзкая, веселая, и ее просто невозможно не любить, но, дорогая моя, иногда вам будет с ней нелегко. – Она обернулась к внучке: – Лорелай, ты не возражаешь, если Элеанор немного побудет твоей няней?

Она вскинула бровь, вытянув вперед ложку.

– А она позволит мне носить то, что я захочу?

– Думаю, нет, – ответила Клэр.

– А есть на завтрак шоколадные чипсы?

– Навряд ли, – откликнулась Клэр.

– А она будет рисовать со мной?

– Да, – встряла я в их разговор. – Это я умею.

Лорелай пожала плечами и вернулась к завтраку.

– Ладно, тогда я согласна.

Рисование – и все сразу встало на свои места.

А затем из-за угла до нас донеслось ворчание.

Клэр вздохнула.

– А вот и наша маленькая мисс Счастье. – Она быстро обернулась ко мне, похлопав по стулу рядом с собой. – Элли, садитесь рядом со мной и помните, что с Карлой ничего не стоит принимать близко к сердцу. Она часто не имеет в виду то, что говорит. – Она помолчала. – Особенно если произносит это вслух.

– Бабуль, мне правда не нравится, что ты вот так запросто врываешься в мою комнату. Меня это бесит. Кроме того, я знаю, как собраться в школу. Я уже не ребенок, – ворчала Карла, завернув за угол. Ее хромота сразу бросалась в глаза, но я изо всех сил постаралась сделать вид, что ничего не замечаю. Она с ног до головы была одета в черное, а с ее жестких, влажных после душа волос прядями, налипшими на лицо, стекала вода. Она шла, опустив голову, и, подойдя к столу, даже ни на кого не взглянула. Не издала ни звука.

– Доброе утро, Карла, – сказала Клэр, подавая Карле миску с хлопьями и целуя ее в лоб.

– Как скажешь, – пробормотала Карла. Она принялась быстро поглощать еду, а мы на мгновение застыли в полном молчании.

– Карла, это Элли, новая няня.

Она медленно подняла голову, взглянув на меня, и я почувствовала себя полной идиоткой, потому что тихо охнула, когда она слегка откинула с лица несколько прядей волос.

Шрамы…

Эллисон говорила мне о них, и все же я оказалась не совсем готова.

Эти шрамы оказались гораздо страшнее, чем я предполагала. Они лучами разбегались по всему лицу, но один бросался в глаза больше остальных. Он начинался на лбу, распарывая левое веко, которое казалось опухшим. В ее левом глазу, рядом со зрачком, виднелось красное пятно, проникавшее в ее пронзительный голубой взгляд.

Никогда я не видела ничего подобного.

И, боже, ее глаза были холодны, прямо как у ее отца.

– Гррр. – Стиснув зубы, Карла зарычала, наклонившись ко мне. У меня все сжалось внутри, и я не знала, как себя вести, и потому продолжала смотреть на нее. Господи. Судя по всему, я поступала неправильно, потому что Карла продолжала рычать: – Гррр! Гррр!

– Карла Мари, немедленно перестань, – прикрикнула Клэр на внучку, но та не послушалась.

– Гррр! Шшш! Гррр! – шипела и рычала девочка, не сводя с меня глаз.

– Карла, хватит, – раздался строгий голос, и я перевела взгляд с Карлы на ее отца. Грейсон стоял в дверях в костюме и галстуке, держа в руке чашку с кофе и не сводя глаз с дочери. – Угомонись.

– Только когда она перестанет пялиться на меня так, словно я чертов урод, – огрызнулась Карла.

– Нет, я не… я вовсе не… – дрожащим голосом забормотала я, но Грейсон оборвал меня на полуслове.

– Выбирай слова, – мрачно бросил он, и она в ответ с театральным видом закатила глаза. Я еще никогда не видела, чтобы кто-то так сильно умел закатывать глаза.

– Прости, отец, – язвительно произнесла она, вставая из-за стола и беря миску с хлопьями. – За то, что я произнесла плохие слова, меня следует изгнать в мою комнату, пока не придет время прислуге отправить меня в темницу. – И с этими словами она ушла.

Грейсон ни разу не взглянул на меня, и я и сама не понимала, почему ждала этого от него. Он вышел в кухню, и со своего места я видела, как он налил себе еще кофе, а затем, ни слова не говоря, вновь прошел через столовую.

– Пока, папа! Я люблю тебя! – воскликнула Лорелай, и Грейсон ответил:

– Я тоже.

И ушел на работу.