Меч прыгнул ещё раз, втянул в свой трюм корвет, и наблюдающие за этим «археологи» на борту своего польского транспорта рявкнули: «Османа сериф!» Яша Коштовый потребовал «баб и развлечений», чего на борту «Тёмного стрелка» было предостаточно. Длиннорукий ответил: «Обойдётесь», но Алилайя разрешил отпраздновать это событие, и через час в отсеках «Стрелка» не было ни одного трезвого человека.
Что касается развлечений, то в нынешние времена средств воздействия на психику человека было разработано много, в том числе абсолютно аморальных, незаконных и безнравственных, использующих практики укро-фашистского обесчеловечивания. С ними боролись, но число любителей мерзких удовольствий не уменьшалось, тем более что человек по сути своей был продуктом «дьявола и бога», и вызвать в себе первого было проще, чем второго. Хватало таких и среди боевиков Длиннорукого, на что он не обращал особого внимания, потому что ради достижения цели годились все средства.
Женщины на борту «Стрелка» были, то есть гендерно нормальные женщины, не менее безбашенные, чем мужчины, не говоря уже о носителях трёх генетических модификаций, но это никого давно не смущало. В отряде Яши многие имели однополого партнёра, а кому недоставало – использовали цифролюдей, то есть ИИ-кукол любого вида, пола и наружности.
Сам Длиннорукий предпочитал нормалов, поэтому в поход взял не только двух суперформехов (Алилайю охраняли четыре киборга), но и двух «моделей» из агентства эскорта. Всё это время они проводили в комнате отдыха рядом с каютой Длиннорукого.
После захвата русских он предложил вернуться к травяной планете и забрать оставшихся там в недрах плато учёных и боевиков. В тот момент о них просто забыли. Но Алилайя отмахнулся, дав понять, что судьба Кабиха и Продака его не волнует, и полковник даже позволил себе высказать мелькнувшую мысль:
– Так мы растеряем всех думающих из этого сброда!
Алилайя бросил на него взгляд удава, голову Длиннорукого сдавила невидимая холодная лапа, и полковник уже не в первый раз в жизни испытал страх. «Паша» был изменённым и мог воздействовать на людей не хуже суггестора, вплоть до летального исхода впавшего в немилость. Ходили такие слухи.
– Я понял, повелитель, – склонился до пола бывший пограничник, сохраняя бесстрастный вид. – Прикажете начать допрос русских?
– Приведи ко мне их капитана.
– Слушаюсь. – Он пошёл к люку, но сидящий в кресле Алилайя остановил порученца:
– Владизем!
Удивлённый Длиннорукий оглянулся. Владелец ЧАК редко называл его по имени.
– Не обижайся, – добавил Алилайя с улыбкой, которая на этот раз выражала угрозу. – Мне не нравится твоё настроение. Обещаю, мы вернёмся за твоими парнями на плато. Ты ведь не сторонник какой-то жалостливой религии?
– Нет, повелитель, – ответил Длиннорукий, скрыв чувства.
– Значит, мне показалось, что ты меня осуждаешь?
Длиннорукий качнул головой:
– Нет, повелитель, я не манихеец.
– Вот как? Что это означает?
– Манихейство утверждает, что суть человека заложена в основах Мироздания с момента творения. Но меня учили, что человек рождается нейтральным и волен выбирать путь.
– К чему это ты подводишь?
Длиннорукий почувствовал проникновение в голову щупальца пси-считывания, усилил защиту вшинника. Он не мог без риска быть мгновенно убитым сказать прямо, что в человеке с рождения присутствует сила, отвращающая его от божественных законов бытия, – турок не понял бы. Поэтому он ответил проще:
– Вы вольны действовать так, как подсказывает вам ваша…
– Совесть?
– Воля.
– А разве ты не делаешь так же?
– Я делаю всё, что приказываете вы.
Алилайя смерил глыбистую фигуру полковника задумчивым взглядом.
– Ты не так прост, Владизем, как пытаешься казаться. По-моему, ты стал слишком сентиментальным. Мы ещё побеседуем. Веди русского.
Так как весь экипаж корвета находился в бессознательном состоянии после контакта с Мечом, его перенесли в пост управления «Поиска», связав, обезоружив и лишив средств связи, где он и находился до этого момента. Капитана по фамилии Голенев привели в чувство и, сопровождая его гоготом и свистом, отправили в пост управления «Тёмного стрелка», куда переселился Алилайя. Русский космолётчик держался достойно, хладнокровно, невозмутимо, и Длиннорукому пришлось дать по роже Яше, который в пьяном угаре норовил изрезать лицо русского ножом. Яша пообещал отрезать полковнику «всё, что висит», но его вовремя выволокли из рубки.
Алилайя, по-прежнему не вылезая из своего удобного «гнезда», оглядел пленника, кивнул сам себе.
– Ничего не боишься? Гордость и презрение к смерти? Как там говорят о вас? Русский не просто нация, это состояние духа, высота души над плотью? – Алилайя фыркнул. – Мера любви и стремления к истине? Знакомо. Сам расскажешь, кто вы, чего хотите и где ваш командир, или сразу врубить зомбер?
Голенев оглядел Алилайю, рубку, дёрнул уголком губ, изображая улыбку, но ничего не сказал.
Алилайя кивнул:
– Значит, зомбер. Больно не будет, но душу вы потеряете, йолдас Голенев. Меч?
– Слушаю, Меченосец, – раздался в рубке гулкий бархатный голос.
Голенев удивлённо вскинул голову.