Косте с Дианой приходилось иногда ночевать прямо на кухне. И вот в одну из таких ночевок, когда из свежепокрашенной гостиной несло «Тиккурилой», Диана рассказала о том, почему ее не было в школе один год. Оказалось, что Диана не учиться ездила — она год пролежала в платной клинике, где ей вытягивали ноги с помощью аппарата Илизарова, поскольку оказалось, что для модельной карьеры она была недостаточно высокой.
— Как это — вытягивали? — спросил тогда Костя, даже не представляя, насколько кошмарным окажется ответ. Видимо, какие-то специальные упражнения, какая-нибудь физкультура для тех, кто хочет вырасти?
— Сначала тебе производят остеотомию большой и малой берцовых костей, — ровным тоном сообщила Диана, будто читая доклад по биологии.
— Что производят?
— Ломают большую и малую берцовую кости, — пояснила Диана, не меняя тона, как будто и не о ней шла речь. — Тебе ломают ноги, потом вставляют спицы и на ноги надевают специальное приспособление, — добавила Диана. — Эта конструкция называется аппаратом Илизарова.
— Ломают ноги? — переспросил, не веря своим ушам, Костя. — Без наркоза?
— Шутишь? Конечно, был морфин. Не в этом суть. Мне по ночам казалось, что я слышу, как спицы трутся о костную ткань. А еще эти скомканные клочки окровавленной ваты, как при пулевом ранении, и запах спирта, и запах больницы, но это еще не самое страшное. В них нужно ходить, понимаешь? Берешь костыли и хуяришь. А когда у тебя сломаны две ноги… Ну такое. Я чувствовала себя циркачкой — знаешь, которые ходят на ходулях. А самый ужас был, когда спицы соскакивали, и вся простыня окрашивалась кровью, потому что кожа рвалась.
— Стой! Стой, Диана! Стой, — сказал тогда Костя.
Он почувствовал, как тошнота болезненным комком подкатывает к горлу. И сначала даже не понял, что его так обескуражило: ужасы, о которых рассказывала Диана, или ее спокойный, даже отстраненный тон.
— Но ради чего все это?
— Ради того, чтобы я стала выше, — спокойным тоном ответила Диана. — Ради карьеры, солнце мое. Для полноценной карьеры мне не хватало пары-тройки сантиметров, так говорили в агентстве. Надеялись до последнего, но потом поняли, что я больше не вырасту. Это было фатально.
— Почему твои родители не отговаривали тебя?
— Это была папина идея, — опустив ресницы, ответила Диана и, словно пытаясь нащупать новую тему, закинула пробный камень. — У него был приятель, чья любовница захотела стать повыше, от него-то он про клинику и узнал. Вот меня туда и запихнули. Не поверишь, но я там даже в девушку влюбилась. Ее звали Злата, и она была постарше меня. Она в детстве подхватила какую-то костную инфекцию, и правая нога стала короче левой. Мы с ней тайком курили в туалете и даже, представляешь, целовались по-взрослому. Ну то есть я до этого вообще ни разу не целовалась, я восьмиклассница же была. Она раньше уехала, чем я, я еще три месяца после нее торчала на реабилитации. Я очень по ней скучала. И… помню, как мы летели из Москвы, когда все закончилось, и я всю дорогу мечтала о том, чтобы наш самолет разбился.
— Диана, погоди, — остановил ее Костя, все еще пытавшийся вникнуть в смысл сказанных ею слов, — ты же в итоге бросила модельный бизнес?
— Отец запретил.
— Но он же и…
— Наслушался историй о том, как девушек заставляют заниматься проституцией.
Он всегда знал, что папаша Белогорский — садист. И никогда не сомневался, что несчастного Крапивина избили по его указке. Но все, что рассказала Диана, было за гранью добра и зла.
Костя знал не понаслышке, на какие жертвы идут девушки в погоне за красотой. В его группе училась Ласточкина, которая на четвертом курсе увеличила себе грудь до четвертого размера, причем там история была мутная, кажется, она стащила деньги у отца, он эти деньги собирал на машину, потом Ласточкина взяла академ и, по слухам, стала встречаться с каким-то челябинским криминальным авторитетом; пару месяцев Костя встречался с Аленой, ее фамилию он забыл, которая делала ринопластику и охотно делилась жутковатыми фотографиями, сделанными на кнопочную «Нокию»: на этих фотографиях Алена была с перебинтованным лицом и кровоподтеками под глазами; многие Костины знакомые что-то себе увеличивали, уменьшали, отрезали, пришивали — какой-то кровавый парад красоты и уродства, по-другому не скажешь. Но Диана с этой ее жуткой историей переплюнула, кажется, всех.
Внезапно Косте стало намного лучше. Он кое-как поднялся, держась за стол, как утопающий за соломинку, и некоторое время постоял, переводя дух. В голове крутились обрывочные мысли, какие-то образы, точно призраки, которые хлопочут и все никак не могут обрести покой. Белогорский, жестокий садист и психопат. Егор Крапивин, несчастная окровавленная жертва. Диана, еще одна жертва садиста. Ее ненадежная и хрупкая красота. Красота, которую всенепременно надо было спасти и сберечь. Сберечь, сберечь, держать и никогда-никогда не отпускать.