Было еще чертовски светло — вот что помнил Костя. Теплый летний вечер, когда солнце еще только клонилось к закату — солнце, ласковое и теплое солнце, которому пришлось увидеть, как цыплячье-желтая «Анаконда», в цвет солнца, точно, — как эта маленькая «Анаконда» врезается в отбойник. Костя вызвал скорую, но скорой не дождался, внезапно на дороге появилась длинная черная иномарка бизнес-класса, потом эта иномарка остановилась (шоссе было подозрительно пустым), из нее вышел человек в длинном черном плаще… И только сейчас Костя понял, что это был Векслер. А за рулем иномарки сидел все тот же слепой водитель в солнечных очках, похожий на Нео из «Матрицы». Аристарх Левандовский.
И Костю увезли. Доставили в соседний травмпункт — у него оказались сломанными два ребра из-за ремня безопасности. Там ему оказали первую медицинскую помощь. Костя даже не запомнил, что это был за город. Вполне возможно, что они и до окраины Екатеринбурга доехали, а зная Векслера и его любовь к пятому измерению, это мог быть и Питер. Или даже Петроград. И все, что происходило в последующие месяцы, Костя помнил очень смутно. Ребра он сломал на даче — так сказал ему отец. На даче? Да, на даче. Как это возможно? Ой, отстань.
Сейчас Костя понимал, что это объяснение было чертовски нелепым и неправдоподобным — ну чем таким надо было заниматься на даче, чтобы сломать именно ребра, не ногу, не руку, а именно ребра. Но все те месяцы он провел точно в тумане. По крайней мере, таким это время казалось сейчас — туманным и неопределенным.
Косте, который находился сейчас словно меж двух миров — миром прошлого, откуда настойчиво раздавался жуткий звук, с которым машина влетела в отбойник, и миром настоящего, где отчего-то не было никаких звуков, только обволакивающая, как вата, тишина, — внезапно захотелось пить. Это было первым звоночком от органов чувств — звоночком, который сообщал, что он, Костя, все-таки скорее жив, чем мертв. Костя схватил со стола высокий бокал с коктейлем и в один глоток судорожно его выпил.
— Я хочу увидеть Женьку, — твердо сказал он.
Дейзи в этот момент снова подошла к нему поближе и случайно коснулась ногой — Костю аж передернуло от того, что холод он почувствовал сквозь одежду. Дейзи была мертва, мертва насквозь, как и все, кто был на вечеринке у Векслера. Дейзи, маргаритка. Как символично, вполне в духе мероприятия. Пляска смерти — вот что это была за вечеринка. Данс макабр. Костю второй раз передернуло, когда он вспомнил, что чуть было не переспал с мертвой порнозвездой.
Пировали вовсю. Огромный, размером с Красную площадь, стол был заставлен всевозможной снедью — тут была и красная икра в хрустальных вазочках, и черная икра, и семга, и форель, и салаты в аккуратных фарфоровых мисочках, и красное вино было налито в высокие фужеры, в которых свет голографически преломлялся, и белое, цвета жидкого солнца, вино было арестовано хрустальными бокалами, а посреди этой роскошной гастрономической композиции высилось гигантское блюдо с копченым поросенком, который при жизни был размером со взрослую свинью. И разумеется, посреди всего этого великолепия нашелся Женька, который сидел на высоком стуле, похожем на трон, и полотенце покрывало его грудь на манер слюнявчика, чтобы, не дай бог, брызги жира не уляпали дизайнерскую рубашку, и по обе стороны от Женьки сидели две красавицы, и декольте их платьев были глубоки, и бриллианты их ожерелий блестели в свете газовых рожков, как льдинки, и Костя понял, что не пройдет и получаса, как Женька займется с этими красавицами радостным сексом, и, возможно, к ним присоединятся еще красотки, и получится в итоге целая оргия, и Косте менее всего хотелось отвлекать Женьку от грядущего удовольствия, но он должен был сейчас с ним поговорить. Сейчас или никогда.
— Жень, подойди, пожалуйста, — заплетающимся языком произнес Костя.
Женька так и застыл с вилкой в руке и не донес заветный кусочек красной рыбки до рта.
— Мне с тобой поговорить нужно. Извини, что отвлекаю.
Женька опустил вилку с кусочком рыбы в тарелку и вылез из-за стола.
— Да что случилось-то? — встревожился он. — На тебе лица нету!
Блестящие красавицы — их было пять очаровательных девушек — как одна уставились на возмутителя спокойствия. Две из них были рыженькими, две — брюнетками, и лишь одна — ослепительной, загорелой, как Пэрис Хилтон, пепельной блондинкой. В другое время Костя бы засмущался при виде таких роскошных красоток, но сейчас ему было не до них. Рыженькая и одна из брюнеток о чем-то увлеченно перешептывались. Другая рыженькая, фигуристая девица в платье с обольстительным декольте — ее грудь украшало ожерелье то ли из бриллиантов, то ли из стразов Сваровски, — ела персик, временами слизывая с пальцев липкий сок, ноготки у нее были острыми и опасными. Блондинка сосредоточенно пила шампанское, держа бокал за тонкую ножку. Ее запястья были увешаны браслетами — не меньше трех золотых браслетов точно. Что это — Картье? Или ювелирный магазин на Карла Маркса, 33, самый дорогой в городе? Золото красиво смотрелось на загорелой коже.