Экватор

— … но вы не сказали, что они так же свободно могут покинуть их, когда захотят.

— Покинуть?

— Да. Уехать, перейти работать на другие вырубки, вернуться к себе на родину.

— Ну да, они могут уехать, — подключился попечитель Жерману Валенте. И Луиш-Бернарду обратился уже напрямую к нему:

— Тогда почему они не уезжают? Почему их каждый год здесь высаживается две-три тысячи, а в Анголу возвращается лишь пара десятков человек?

— Потому что они не хотят! — тон полковника был уже на грани объявления войны, по всем правилам. Луиш-Бернарду счел более разумным не заметить вызов. Он поднялся, дав понять, что ужин или, во всяком случае, политический диспут закончен.

— Ну что ж, если так, то проблем не будет. Дорогие сеньоры, я хотел бы поблагодарить вас всех за то, что пришли и, с вашего позволения, на выходе я раздам вам свой календарь посещения вырубок, с датами, которые, — если с вашей стороны не будет тому препятствий, а с моей обстоятельств непреодолимой силы, — меняться не будут. Прошу вашего прощения за спешку, с которой я намерен это сделать, но, вы понимаете, по вполне очевидным причинам, я хотел бы с этим закончить до приезда английского консула.

В ту же ночь, когда все уже ушли и после того, как он провел свои полчаса в созерцании на веранде, Луиш-Бернарду сел за письменный стол и написал короткую записку для Жуана:

«Дорогой друг.

Сегодня за ужином я принимал управляющих основных плантаций вместе с этой зловещей фигурой в лице главного попечителя. Война вот-вот начнется, и довольно велика вероятность того, что мне не удастся выйти из нее целым и невредимым. Как бы я хотел видеть тебя здесь, сегодня, и услышать твои советы!»

VIII

Во сне он услышал звон колокола, сначала откуда-то издалека, от горизонта. Потом его звуки становились все более четкими и громкими и, наконец, заставили его проснуться. Он заметил, что сквозь ставни в комнату не проникает свет, что означало, что на дворе все еще ночь. Собравшись повернуться на другой бок, чтобы снова уснуть, он почувствовал, что его голова и подушка намокли от пота. Должно быть, там, снаружи, лето, а колокол звонит с церкви Алвор, созывая народ на утреннюю молитву, и он, скорее всего, лежит в каюте на яхте своего друга Антониу Амадора. Они, наверное, решили поплыть в Алгарве, летом, в свой отпуск, и там, снаружи, их скоро ждут прозрачные воды залива Алвор, куда он обязательно нырнет, чтобы окончательно проснуться. Это будет скоро, да, но еще не сейчас, а пока еще можно продолжить сон: все хорошо, спокойно, и время течет легко, ничего плохого не предвещая.

Колокол, тем не менее, продолжал звонить, и звон его, похоже, уже не звал, а уведомлял. Теперь ему уже слышались какие-то внешние голоса, а окна начали пропускать слабый утренний свет. Он пошарил рукой в темноте и нашел на туалетном столике спички. Чиркнув одной из них, он посмотрел на стрелки ручных часов, оставленных им на столе, неподалеку от себя: было четыре тридцать утра. И только тогда, разом, он освободился от сна.