Экватор

— Нет, оставаться живым недостаточно. Все зависит от того, как жить. Находят не только то, что находят, но и то, что ищут. Мы не листья на ветру, не звери, бредущие неизвестно куда. Мы люди, обладающие собственными желаниями.

— И ваше желание, Луиш-Бернарду, заключается в том, чтобы снова со мной встретиться?

— Да, Матилда. Мое желание — встретиться с вами снова.

— А могу я спросить, для чего?

— Я и сам не знаю, для чего или почему. Может, для того, чтобы возобновить разговор, не законченный тогда, в ту лунную ночь.

— Но ведь столько разговоров остаются незаконченными! Может, мудрость как раз в том и заключается, чтобы не пытаться возобновлять их, а оставить навсегда на том самом месте, на котором они прервались?

— Вы, Матилда, задаете столько вопросов и почти не даете ответов.

— Если бы они у меня были, Луиш! — Ее вздох был таким глубоким, а голос идущим настолько издалека, что на мгновение он испугался, что этот вздох разбудит весь спящий отель, и тогда некоторое количество постояльцев выглянут из дверей, дабы выяснить, что же стало причиной этого женского вздоха, который их всех разбудил. «В любом случае, — подумал он, — больше сказать нечего».

В некоторые моменты своей жизни Луиш-Бернарду удивлял самого себя тем, что был способен находить внутренние силы, буквально выстреливать вперед, когда оказывался загнанным в угол, когда выхода уже не было и пробиться разумными средствами было уже невозможно. Именно в ту секунду, не отдавая себе отчета в том, что делает, так, будто его тело подалось вперед, не завися от его разума, он вдруг начал медленно подниматься по ступенькам вверх, продолжая смотреть Матилде прямо в глаза. Она, не сдвинувшись ни на миллиметр, увидела, как он приближается, почувствовала, как, подойдя к ней, он положил обе руки ей на плечи, как наклонился и как потом поцеловал ее в губы. Матилда закрыла глаза, по-прежнему не двигаясь, одна рука ее продолжала держаться за перила, а другая безвольно повисла вдоль тела. Она ожидала, что он сейчас же отпрянет от нее, но он мягко усилил свой поцелуй, и почему-то теперь их сухие губы стали влажными; она почувствовала, как его язык медленно проник в ее рот и задержался там настолько, что это показалось вечностью. Потом, наконец он отстранился и запечатлел на ее губах еще один нежный короткий поцелуй. Она услышала, как он тихо сказал «до свидания, Матилда», услышала, как он спускается вниз по лестнице, ступает на кафель первого этажа и уходит. Только тогда она открыла глаза, медленно опустилась и села на верхнюю ступеньку лестницы, а потом еще долго, без единой мысли в голове, смотрела перед собой и вряд ли смогла бы сказать, длилось ли это пятнадцать минут или целый час.

* * *

Эвора. Полдень. Поезд подошел к станции, расположенной в самом сердце Алентежу. Около двадцати пассажиров сошли и примерно с десяток зашли в вагоны. Продавцы прохладительных напитков и еды обходили вагоны с внешней стороны состава, предлагая свой товар — овечий сыр, колбаски, мед, фрукты и лечебные травы. Одна цыганка с тремя детьми, грязными и в рваной одежде, протягивала руку к окнам, в то время как смущенные пассажиры отстранялись от нее вглубь вагона. Чуть в стороне пожилая женщина, с головы до ног в черном, установила прямо на земле скамейку с сухофруктами в маленьких деревянных ящичках. Двое мужчин у здания станции, опершись о свои трости, наблюдали за происходившим в полной тишине так, будто ничего более интересного, чем прибытие поезда из Баррейру в тот день не произошло.

«Вот и родина, во всем ее блеске!» — подумал Луиш-Бернарду. Он тоже стоял у окна своего вагона. Потянувшись всем телом, он стряхнул с себя сонливость, охватившую его за четыре монотонных часа путешествия. До Вила-Висоза, к которой вела недавно сооруженная дополнительная ветка, оставался еще час с небольшим. Злые языки говорили, что ветку проложили специально для Сеньора Дона Карлуша и Семьи.

Луиш-Бернарду уже прочел все газеты, что вез из Лиссабона, уже успел полчасика вздремнуть, так что не очень понимал, чем еще можно себя занять. Снова присев, он закурил сигарету как раз в тот момент, когда поезд дернулся и стал медленно набирать ход, оставляя позади белые дома Эворы. В своих мыслях он вернулся к Матилде, к их расставанию на лестнице Гранд-отеля Эрисейры. С тех пор уже прошло три месяца, и между ними уже пролегла целая осень.