Экстрим для мажора (СИ)

Пути разветвлялись, уходили куда-то полутёмными лабиринтами. Лобов пёр вперёд, как маленький танк. Грохнул дверью перемычки, выходящей на другой штрек. Платона обдало пылью, он чихнул и заторопился следом. На новом штреке было темно, душно, воздушная струя текла навстречу, рядом с ходками тихо шелестела лента, унося в гору кучки породы.

Платон видел, что Лобову не нравились его вопросы, но упрямо продолжал спрашивать, а когда получил очередной отлуп, без робости урезонил:

- Ты тоже ведь не сразу усвоил.

- Я - другое дело, - усмехнулся Лобов. - У меня, может, по наследству передалось.

Платон вспомнил про отца; в таком случае, и он должен иметь наследственный опыт. Но промолчал. Не хотелось преждевременно открываться, что попал в группу по блату. Хотя - какой может быть в этой преисподней "блат"? Он оступился, упал на четвереньки и увидел нечто интересное. Сообщить этому сурку, нет?

- Гляди-ка! - всё-таки показал. - Искра вылетела.

Лобов вернулся, понаблюдал. Вылетела ещё одна искра.

- Мм, непорядок, - нахмурился и потянул за аварийный тросик, натянутый вдоль конвейера. Лента остановилась. Затем ловко вышиб ролик. - Нагрелся-то как. Подшипник заело. Ну, парень, считай пожар предотвратили. Вон кругом сколько штыба, мигом мог вспыхнуть. А пожар в шахте - страшное дело.

Он искоса глянул на подопечного.

- Эх, начальства рядом нету. Глядишь, премию выписали бы. Кстати, ты самоспасателем умеешь пользоваться?

- Чисто теоретически, - Платон на всякий случай поправил на поясе красную банку с неведомым содержимым.

Тонкой осой запел предупредительный сигнал.

- Осторожней, щас включится, - предупредил Лобов.

Однако сигнал смолк, а лента даже не дёрнулась. Наставник выругался, побросал свои доспехи и, забыв про напарника, побежал в обратную сторону, к началу конвейера.

Платон остался один, не зная, что делать. В преисподней было темно, только фонарик узким лучиком освещал пыльные стены. "Ну вот, жаждал экстрима - получай". Он больше года куролесил по стране, иногда телеграфируя сердобольной маме, чтобы подкинула деньжат. В Москве на Курском вокзале, чуть не стал любовником весьма активного господина, но в самый последний момент, поняв, что к чему, выскочил из его шикарной машины. А уже здесь, когда оформлялся на работу, познакомился с симпатичной девчушкой; она спросила с изумлением:

- Платоша, и ты - в шахту?

Он выпятил грудь: мы такие! Теперь стало ясно: она тоже прекрасно осведомлена, чей он сын. Может, от того такая податливая? Ну, правда, пока всего лишь до пояса. А он-то, приписывал её внимание исключительно своим достоинствам. Да, хрен на неё! Надо будет познакомиться с такой девахой, которой его биография и соцположение не известно; тогда и вылезет истинное о нём мнение.

Минут через десять лента, наконец, включилась. А ещё минут через пять на мостках запрыгал огонёк. Возвратился Лобов. Он тяжело дышал; сняв каску, вытер со лба пот, смешанный с грязью.

- Ну, погнали дальше!

На вопрос, что случилось, долго не отвечал, и Платон зарёкся спрашивать. Но Лобов, отдышавшись, заговорил сам. Объяснил, что тросик, за который он дёрнул, идёт к аварийному выключателю. Лента остановилась, но вот в исходное положение выключатель не вернулся.

- А почему не вернулся?

- Пружина потому что ослабла.

- А почему ослабла?

Лобов остановился.

- Да ты, парень, безмозглый, что ли? - со злостью сказал и пошёл ещё быстрее, словно хотел убежать.

Впереди, в широкой нише, светилось несколько огоньков и неясно вырисовывались фигуры шахтёров. Лобов подошёл к одному из них, высокому.

- Слышь, Антон, у вас ролики на лентах заштыбованы. Греются, естественно. Ты распорядись, чтоб проверили. А то как бы чего не стряслось.

О том, что они "предотвратили" пожар, не заикнулся. И про положенную премию промолчал. По тому, как он неторопливо, по-хозяйски разложил амуницию, Платон понял, что они наконец прибыли, куда надо. Здесь тепло, даже жарко, движения воздуха почти не чувствовалось. У ног громыхал скребковый конвейер. Вот его, как говорил начальник, с ручного управления нужно перевести "на автоматику".

Лобов, ни слова не говоря, куда-то ринулся. Вернулся с бухтой гибкого кабеля на плече и стал разматывать.

- Что ты всё сам, Саша, - Платон назвал его по имени. - Мне надоело стоять.

- Тебе пока растолкуешь, что к чему, проще самому, - проворчал Лобов. Но, впрочем, тут же дал задание. - Ладно, тяни кабель.

Платон ухватил за конец кабеля и потащил, куда показал командир. Метров через сорок уткнулся в конец выработки. Здесь двое обнажённых до пояса мужчин возились с электросверлом - собирались бурить. Подвесили кабель, и Лобов стал подключать концы к аппарату. Лицо его сделалось строгим и донельзя сосредоточенным. Однако не успел он подключить, как рядом возник усатый шахтёр в брезентовой куртке и крикнул: - Живо отсюда! Палить будем.

Поспешно вышли в безопасную зону. Усатый шахтёр, размотав тонкий провод, крутанул ручку своей адской машинки. Грохнул взрыв! В уши туго ударило, из забоя поползла густая, едкая пыль. Завыл вентилятор, запахло палёным...