Экстр

— Мы уже говорили, что случайно ничего не происходит.

— Значит, остаются еще два испытания.

— Да.

— Пожалуйста, расскажите мне о них.

— Человек, не знающий страха, войдет к мертвым.

— Но что это значит? — с участившимся внезапно сердцебиением спросил Данло.

Харра нервно заглянула в свою чашку, как если бы то, что она собиралась сказать, граничило с кощунством.

— Это может означать только одно: светоносец должен вступить в контакт с вечным компьютером. Одним из тех, где хранятся души умерших и преображенных Архитекторов.

— Вы просите меня войти в пространство, занятое умами умерших? — Данло предпочел бы, чтобы его похоронили заживо в братской могиле, набитой старыми трупами.

— Только если вы светоносец. Если вы готовы войти к мертвым.

Данло снова выдул из флейты ноту, длинную и зловещую.

— Это очень опасно, да?

— Даг это опасно.

— Даже мастер-цефик моего Ордена отказался бы войти в такое пространство.

— Как и любой Архитектор. Вы будете первым.

— Понятно.

— Человек, не знающий страха, пилот.

— В случае, если я выживу, останется еще последнее испытание, так?

— Человек, не знающий страха, посмотрит на небесные огни внутри себя и не утратит при этом разума. Вы должны будете увидеть себя как отражение Бога и не дать свету уничтожить вас.

— Понятно.

— Вам правда понятно?

Данло отложил флейту, подумал и сказал:

— Вообще-то нет.

— У нас, Архитекторов, существует церемония, которая называется светоприношением. Составляется модель разума того, кто приносит жертву, модель его личности и души. Модель строится голографически, в виде миллиарда священных огней. Архитектор, совершающий светоприношение, выносит на всеобщее обозрение картину своего сознания и своих программ. Если он достоин, он заранее очищается от негативных программ и вводит новые. Тогда свет и краски его приношения являют поистине прекрасное зрелище. Нет красоты величественнее, чем красота разума, сосредоточенного на славе Бога Эде.

— И вы хотите, чтобы я тоже сделал такое приношение?

— Только если вы согласитесь на это по собственной воле.

— Я должен буду посмотреть на эту модель? На эти небесные огни?

— В этом и состоит испытание.

— Думаю, что это тоже опасно.

— Мы боимся, что это очень опасно, пилот.

— Кто-нибудь уже смотрел на модель собственного мозга?

— Случалось.

— Люди смотрели на собственный разум в тот самый момент, когда разум был занят этим самосозерцанием?

— Да. Они пытались увидеть отражение бесконечного в собственном свете.

«Глядя в черное сияющее небо, ты видишь только себя, ищущего себя самого», — вспомнил Данло. Он выдул из флейты высокую пронизывающую ноту, и его глаза наполнились волей к познанию неизведанного.

— Обратная связь может иметь опасные последствия, — сказала Харра. — Деперсонализация, утрата личности, чисто экзистенциальная дурнота. Само зрелище глубоких программ сознания, вид того, что управляет тобой, может быть ужасен.

Огни твоего «я», которые обжигают и ослепляют, подумал Данло и стал играть нечто странное и глубокое. Он играл, пока Харра не заглянула в самую глубину его синих глаз.

— Все, кто пытался посмотреть внутрь себя таким образом, — сказала она, — лишались разума.

Данло снова отложил флейту и спросил:

— Почему же вы надеетесь, что я добьюсь успеха там, где потерпели неудачу другие?

— Если вы светоносец, вам это по силам.

— И если у меня получится, то я точно светоносец?

— Да.

На девять ударов сердца Данло задержал дыхание, глядя в темные зеркала глаз Харры Иви эн ли Эде. Казалось, что время, все, сколько есть, словно меч, подвешенный на шелковой нити над его головой, зависит от того, что он сейчас скажет.

— Я согласен пройти ваши испытания, — сказал он и подумал: решение принимать легче всего тогда, когда у тебя, в сущности, нет выбора.

— Мы надеялись, что вы согласитесь.

— Я согласен, только…

— Что, пилот?

Данло показал за окно. Там, внизу, далеко под нулевым уровнем города, накатывали на берег пенные валы.

— Обещайте, что, если я тоже сойду с ума, меня отведут к морю и оставят там одного.

— Но вы же можете утонуть!

— Да.

— У вас не будет ни воды, ни пищи, и воздух там плохой — вы погибнете.

— Возможно. Но будет гораздо хуже, если меня запрут в одном из ваших хосписов на тринадцатом уровне. Лучше уж умереть под звездами.

Такой поворот разговора явно огорчил Харру. Она заломила руки, и ее улыбка стала страдальческой. То, что предлагал Данло, любой Архитектор счел бы самой страшной судьбой из всех возможных: умереть реальной смертью одному, в мучениях, без надежды преобразиться в вечном компьютере.

— Вы в самом деле хотите этого?

— Да, хочу.

— Хорошо. Но обещайте и вы нам, что не будете думать о подобном варианте. Вы должны думать только о благоприятном исходе.

— Хорошо… обещаю.

Харра склонила голову, скрепляя то, что они пообещали друг другу, и расстегнула стальную цепочку, которую носила на шее. На цепочке качался, описывая красивую дугу, черный кубик компьютера-образника.

— Это принадлежало моему мужу. — Харра с доброй улыбкой вложила кубик в руку Данло. — Хотите надеть его на себя?