Эксперт № 8 (2013)

В начале 1990-х молекулярный биолог Андрей Гудков был полон перспектив и идей, но российская биология стремительно их теряла. Поэтому Гудков уехал в США и работает там вот уже больше двадцати лет. Он известный ученый, старший вице-президент онкологического института имени Розвелла Парка в Баффало, автор более 200 научных работ. Много лет он занимается механизмами клеточной гибели и онкологией. В своей лаборатории Гудков собрал немало талантливых ученых, в основном из России. На родине он считал себя чистым теоретиком, а в США дозрел до создания продуктов на основе своих с коллегами идей. В 2003 году он организовал компанию Cleveland BioLabs с нехарактерным для стартапа пухлым портфелем разработок. Вместе с финансовым кризисом пришло понимание, что наиболее реальный путь развития — создание нескольких маленьких компаний с одним-двумя продуктами. Поскольку венчурных денег в США в кризис стало заметно меньше, часть компаний получила прописку в России, где деньги появились. Одна из них, «Инкурон», была создана Cleveland BioLabs совместно с «Биопроцесс кэпитал венчурс», одним из фондов Российской венчурной компании (РВК), для исследования двух лидерных молекул, которые могут положить начало новому классу лекарств от рака.

Пошли против правил

Одним из объектов изучения гудковской лаборатории был знаменитый белок p53. В 1989 году ученые выяснили, что p53 играет в клетке роль стража порядка. Если в ней происходят поломки, если ее атакуют вражеские агенты — p53 оценивает, есть ли шансы на восстановление, а если нет, то уж лучше клетке погибнуть, чтобы не производить мутантное потомство. В большинстве опухолевых клеток этот белок не работает, и клетки не гибнут, а беспрестанно делятся. Белком p53 занимаются сотни лабораторий мира — уж очень он привлекателен с точки зрения воздействия на него.

Ученица и сподвижница Гудкова, а ныне руководитель лаборатории профессор Катерина Гурова , изучавшая детали клеточных механизмов опухолеобразования, искала, каким образом можно оживить этого «стража»: «Хорошо известно, что примерно в половине всех опухолей этот белок сломан и не работает. Клетки бесконтрольно делятся, никто не посылает их на смерть. Однако нас занимала другая половина опухолей, где p53 не был сломан, но опухоли тем не менее разрастались. Мы хотели выяснить, что происходит, и найти способ разбудить p53, чтобы он посылал на смерть раковые клетки». Поиск механизма действия всей цепочки, или сигнального пути, подобен раскручиванию невообразимо запутанного клубка тонких ниток. Этот процесс может занимать годы. Параллельно ученые решили использовать более простой метод — перебор сотен тысяч химических соединений из библиотек: вдруг среди них найдется та, что будет активировать нужный белок! Первым соединением из проверяемой библиотеки, которое активировало p53, оказалось уже известное лекарство, использовавшееся против малярии, — квинакрин, более известный в России как акрихин. Правда, по словам Гуровой, он имел один недостаток — активнее всего накапливался в печени. «Потенциально квинакрин можно использовать против рака печени», — подумали ученые и начали изучать механизм его действия. «И тут мы сделали весьма неожиданное открытие. Выяснилось, что квинакрин не только активирует наш любимый p53, он еще подавляет действие другого важного для опухоли белка», — рассказывает Катерина Гурова. Этот другой белок, NF-kappaB, в противовес p53 тормозит клеточную смерть — апоптоз. В норме он призван делать наши клетки более устойчивыми к различным стрессам: если, к примеру, нападает вирус, NF-kappaB сигнализирует иммунной системе, чтобы та вступала в бой, и на время борьбы белок апоптоз откладывает. Опухоль активно использует NF-kappaB для защиты от клеточной смерти и интенсивного деления.