Эксперт № 42 (2013)

—ЕсливыпошливТурцию,может,выивБразилиюпойдете,гдетожевсеоченьбыстрорастет?

— В принципе в Латинскую Америку собираемся. Бразилия — самый большой рынок, но очень непростой. Уровень конкуренции крайне высок. Более привлекательными мне кажутся рынки Мексики, Чили, Перу, Колумбии. Вообще, мы будем стараться не упустить возможностей для расширения географии нашего присутствия.

—Выприобрелиистроитезаводыдлятого,чтобысначаладелатьтамчужиеразработки?

— Самое легкое при формировании производственной программы — делать дженерики. Мы их тоже не обошли вниманием, но это, естественно, не центр прибыли. Скорее это возможность сохранить качество при существенной экономии средств бюджета и перераспределить эту экономию на инновационные препараты. Второе — возможность лицензировать и осуществлять технологический трансфер зарубежных продуктов, причем на разных стадиях их разработки. Кроме этого, в портфеле есть собственные биоподобные продукты и так называемые ми беттер (берем лучшее, что есть на рынке, и делаем еще лучше). И самое главное — свои, совершенно новые, защищенные патентами препараты, призванные ответить на те вопросы системы здравоохранения, где решения пока нет.

—Аисторическивытакишагалипоэтимступенькам?

— Нет. Мы многое делаем параллельно. Как только у тебя появляется сильная исследовательская команда и ты можешь делать что-то революционно, а не эволюционно, нужно рисковать и делать.

—Каковсейчасвашпортфель?

— Сейчас, конечно, он смещен в сторону лицензионных продуктов. Более важно представлять себе, как он будет выглядеть в 2018 году, когда мы надеемся вывести на рынок свои наиболее многообещающие продукты. Пока мы планируем, что 35–40 процентов портфеля (в деньгах) будет приходиться на лицензионные продукты, 10–20 процентов — на наши собственные инновационные разработки, остальное — на продукты, не имеющие патентной защиты.

—Накакихусловияхвыберетевразработкулицензионныепрепараты?

— Мы начинали с лицензионных соглашений, где наша зона ответственности — Россия, потом к России добавились страны СНГ, Турция и Ближний Восток, балканские страны, Северная Африка. Сейчас при заключении соглашений мы, как правило, обсуждаем мировые права. У нас есть лицензионные соглашения более чем с 20 компаниями (среди них Merck, Roche, AbbVie, Theravance, Bristol-Myers Squibb), а число продуктов скоро приблизится к ста. С мировыми правами мы только начинаем. Серьезной вехой стало недавнее соглашение с бельгийской компанией UCB по препарату олокизумаб для лечения ревматоидного артрита. Он прошел уже вторую стадию клиники, мы в этом году приступаем к клиническим исследованиям в России и Турции, в следующем — в Европе и США.

—Ивсеже,когдавытольконачиналисвоюдеятельность,выговорили,чтодлясобственного R&Dуваснебылоничего.Однакоонпоявилсядостаточнобыстро,ивысмоглизаниматьсянетольколицензионными,ноисобственнымипродуктами.Гдевывзялиисследователей?

— Девелопмент у «Р-Фарм» появился практически сразу, что и позволило нам лицензировать продукты и доводить их до рынка. Этот блок в компании очень высокого уровня. Если вы спросите у наших партнеров в США и Европе, доверяют ли они клиническим исследованиям «Р-Фарм», они скажут: да, безусловно. А вот research, исследований, у нас не было.

—Игдевзяли?

— В основном в Америке. У нас там большие команды в Массачусетсе и Калифорнии. Хотя есть пара отечественных проектов. Один в области химии, другой — биотеха. В России есть неплохие команды разработчиков, у них хорошая научная база. Немного не хватает компетенций по переводу продукта от идей в практическую плоскость. Мы предоставили нашим командам материальные и технические ресурсы, дали им доступ к опыту наших американских и японских исследователей.

—Аэтикомандысейчасработаютввашейкомпанииилинааутсорсинге?Какойподходкисследовательскимгруппамвывообщепрактикуете?