Эксперт № 21 (2014)

— Действительно, не говорит. Но трудно, согласитесь, отрицать значимость научно-технического форсайта и формирования национальных технологических приоритетов.

— Большинство наших форсайтов считает приоритетом то, что приоритетом уже не является. Финансирование фундаментальной науки крайне деликатная область, где точно нельзя делать прогноз, основываясь только на опросах ученых, равно как и на наукометрических данных. Если честно, я не верю в возможность качественного научно-технического прогноза в современном мире: когда-то, возможно, он был реален, но не сейчас. Все меняется слишком быстро. Если в ХХ веке открытие в естественных науках и присуждение Нобелевской премии разделяли десятилетия, то сейчас речь идет о считанных годах. Ближайшие примеры — премии за стволовые клетки и за графен.

— Даже если так, из этого не следует, что форсайтами не надо заниматься. Это одна из таких сфер деятельности, когда ты наверняка попадешь пальцем в небо, но этим все равно следует заниматься.

— Согласен. Здесь процесс важнее результата. Но это не значит, что процесс не надо совершенствовать. Например, если вы транслируете научно-технический прогноз в бюджетный план, это может привести к катастрофе. Опять-таки если национальный приоритет, скажем, микроэлектроника, и вы все инвестируете в нее, то у вас даже, вероятно, будет самая развитая микроэлектроника, но в тот момент, когда она уже никому не будет нужна.

Мы вступили в мир, в котором есть высокие и низкие технологии во всех отраслях. Есть нефтянка как отсталая сырьевая отрасль в виде допотопного НПЗ, и есть нефтянка как добыча на шельфе, где сосредоточены, по сути, космические технологии. Есть сельское хозяйство самое высокотехнологичное, связанное с биомедициной, а есть крестьяне на тракторе. Не с сохой уже, но на тракторе. Таким образом, когда мы говорим о промышленной политике в XXI веке, мы должны иметь в виду не стимулирование одной отрасли вместо другой, а стимулирование модернизации в каждой из отраслей. А это, согласитесь, качественно другая политика, чем выбор из отраслевых приоритетов.

В этом смысле показателен пример нынешней реиндустриализации в развитых странах. Вульгарная трактовка этого явления состоит в том, что эти глупые американцы и европейцы наконец поняли, что рабочий класс — это главное, что нельзя отдавать промышленность, материальное производство Китаю. Нельзя выжить на банках, давайте вернем трубное производство обратно в Соединенные Штаты. На самом деле суть не в том, что они что-то осознали. Просто, с одной стороны, труд в Китае подорожал довольно существенно, а с другой стороны, и это главное, технологии настолько изменились, что труд в издержках занимает все меньшую долю. Те же США начинают осваивать на своей территории производство труб для сланцевого газа, сланцевой нефти на остановленных, разрушенных бывших трубных заводах, но теперь это уже другие трубные заводы, с другими технологиями, с другим количеством занятых.

— То есть это не восстановительный рост? Это нечто качественно другое?

— Это не возврат тех же отраслей. Это появление новых отраслей, которые продолжают прежние, но с другими технологиями, другим количеством и качеством трудовых ресурсов, и это другая парадигма промышленной политики.

—Тем не менее, не обозначая готовых образцов, тем более что наверняка их нет, к опыту каких стран с умной, современной постиндустриальной промышленной политикой нам стоило бы присмотреться, по-вашему?

— Увы, нет вообще никаких заранее гарантированных рецептов. Перефразируя Толстого, можно сказать, что все страны счастливы по-разному. Это только к экономической катастрофе нации обычно скатываются в результате примерно похожего набора шагов, а вот рецепт экономического успеха всегда индивидуален.