Эксперт № 13 (2013)

— Не кажется ли вам, что одна из наших проблем — это попытка формализовать неформализуемое: загнать предмет творческого труда в гигантский объем правил? Я уж не говорю о законе № 94-ФЗ — это апофеоз формализации.

— Я думаю, формализация стала следствием попытки правительства найти выход из неблагополучной ситуации, а также навести порядок. Она создает видимость объективных подхода и оценки, что, по идее, может смягчить такие характеристики нашей системы, как коррупция, непотизм и так далее. Количественные показатели делают картину отчасти более объективной и беспристрастной и, казалось бы, позволяют принимать верные решения. Однако в науке опираться только на количественные показатели опасно — они не учитывают многих важных нюансов, игнорирование которых может примитивизировать ситуацию. Именно поэтому во всем мире при оценке состояния науки, мер научной политики, научных организаций, а также ученых и научных проектов и так далее обязательно участие, в той или иной форме, экспертов. Например, в Национальном научном фонде США результативность центров вроде наших центров коллективного пользования оборудованием оценивается группой экспертов. При этом такие количественные параметры, как число научных групп из разных областей знаний, работающих совместно, число и качество научных публикаций, принимаются во внимание, но анализируются неформально. Эксперты рассматривают публикации, соотнося их с состоянием области знаний, в которой работает центр. Например, ученые, работающие в центре, специализирующемся в очень узкой области, публикуются в узкопрофильных журналах с невысоким импакт-фактором, но если уровень публикаций высок, то центр получает поддержку наряду с мощными междисциплинарными центрами. Это называется гибкость, диверсифицированный подход в инновационной политике.

— В России думают, что с возникновением инновационной системы все наладится. Но чиновники, инноваторы и ученые из Европы, США и Японии жалуются на те же проблемы, что и наши: академические ученые не желают заниматься инновациями; бюрократизм губит инновационность; бизнес не хочет поддерживать инноваторов.

— В марте прошлого года я была в очень интересной двухнедельной поездке по университетам США. Там я впервые поняла драматическую разницу между нами и ними. Хотя многое у них прямо как у нас. Да, у них бюрократия, у них профессора далеко не всегда хотят заниматься инновациями. Но они не говорят о том, чего у нас нет, а у них есть, потому что для них это совершенно естественно. Им в голову не приходит об этом задумываться. Поясню. У них, например, значительна автономия университетов и профессуры. Там нет нашей государственной зарегулированности, причем в госуниверситетах тоже. Однако есть верховенство закона (rule of law). Что это значит? С одной стороны, даны определенные свободы (гораздо большие, чем в России), а с другой — в законодательстве очень четко определено, за что и какая полагается ответственность, и законы соблюдаются, есть работающая система энфорсмента. У нас все наоборот: жесткая зарегулированность при «гибкости» нормативно-правового регулирования и отсутствии справедливой судебной системы. Поэтому, например, вопросы наших соотечественников американцам о том, как они «осваивают» бюджетные средства или как университет «отчитывается» перед ведомствами о своей инновационной деятельности, вызывают искреннее непонимание.

— А может, нужно ориентироваться на свой опыт, а не пытаться воспроизвести чужой? Вот, например, Нижегородский институт прикладной физики. Он вырастил вокруг себя целый куст инновационных предприятий и влияет фактически на всю науку, образование и инновации в регионе. Подобным занимается ТУСУР — Томский государственный университет систем управления и радиоэлектроники. Может, стоит опираться на подобные центры, искать их, помогать им? И тогда вырастет своя инновационная система?