Эксперимент RK800 (СИ)

Данная процедура происходила не раз. Замена напыления – имитации кожи – производилась мной каждую неделю. Майлз в первое время после того, как узнал об особенностях моего тела, пытался набиться в помощники, однако вскоре понял, что это бесполезно. Показывать кому-то подобное, даже машине, мне было стыдно. И что же я делаю теперь? Сижу в открытую перед карими глазами идеальной машины, делаю неглубокие надрезы под плечевым суставом вокруг плеча. Скальпель медленно разрывает напыление, скользя вдоль руки вплоть до кончика среднего пальца. Отложив инструмент, я аккуратно разворачиваю образовавшиеся края «кожи» и одним движением, как перчатку, сдираю искусственную оболочку. Белый, совершенный в своей гладкости пластик отражает лучи потолочных ламп.

Обычно я стараюсь не смотреть долго на то, что сталось с моей конечностью, однако сейчас в желании пронаблюдать за реакцией завороженного Коннора поднимаю руку вверх и начинаю мять пальцы, словно бы пытаясь что-то нащупать в воздухе. Безупречный, белый материал переливается перламутром, ровные тонкие швы между стыками пластинок и сгибательных перемычек едва видны невооруженному глазу. По сути это обычная человеческая рука – совершенная в изгибах, идентичная правой, но состоящая далеко не из биологического материала.

– Покрытие из сплава полимера и пластика, механизмы – стальные, – к собственному удивлению я говорила легко и спокойно.

– Как много? – приглушенно спросил андроид, не спуская взгляда с ощупывающих друг друга пальцев в воздухе.

Я посильнее приспустила платье, окончательно освобождая чашку бюстгальтера. RK800, что обладает обликом великолепного мужчины, не интересует моя грудь. Только рука, что в какой-то степени роднит меня с ним. Подняв ладонь чуть выше и раскинув пальцы в стороны, я начала медленно перечислять подверженные изменению составные части тела, позволяя Коннору, сидящему напротив, исследовать взглядом руку не спеша, вслед за каждым названным фрагментом:

– Кисть. Локтевая и лучевая кость. Плечо, – опустив руку, я отвела плечо и голову в стороны, позволяя рассмотреть выпирающую ключицу. – Плечевой сустав. Левая лопатка и ключица. Три пары ребер. Это и есть причина, почему у меня прогрессирует аритмия. Мозги справились с проблемой, а вот сердце все никак не может свыкнуться с недостающими артериями и венами.

Коннор не говорил. Я видела в его глазах смесь интереса и вины, словно бы именно он стал причиной изменений в моем теле. На деле его вина была основана на таком наглом визуальном изучении. И вроде бы это должно вызывать дискомфорт, но… почему-то не вызывает.

Лишь одно создание видело меня в таком состоянии после огромного количества врачей и бывшего мужа. Майлз узнал о протезе аж спустя полгода. Его глаза неимоверно расширились, когда я, нарезая сэндвич, в раздумьях случайно срубила тонкий слой напыления на указательном пальце. Уверена, будь у него сердце, и его бы непременно схватил бы инфаркт от испуга. Мне было стыдно и страшно, было неловко за то, что видит девиант. Однако вместо ожидаемого отчуждения я встретила только понимание и обычное любопытство. После того случая я больше не позволяла Майлзу смотреть на меня такую. Пусть он не проявлял негатива, все же ощущение дефектности заставляло меня прятать руку под слоем напыления круглые сутки.

Опустив руку на колени, я с горьким упоением ощутила ледяной холод неживой плоти. Коннор наблюдал за моими движениями, не спускал глаз. Я все ждала, когда же машина нарушит молчание, задав тот самый вопрос, что чаще всего преследует человека с покалеченным телом. Мне так хотелось узнать, осмелится ли RK800 проявить интерес к моей личности. Ждать пришлось недолго. Взглянув на меня неловким взором, андроид слегка склонил голову и учтиво осведомился:

– Вы позволите узнать, как это произошло?

Еще одна причина, почему никто и никогда на этом столе не видел меня настоящую. Девианты очень любят разговаривать, особенно если ты входишь в их круг доверия. Я позволяла машинам рассказывать о своей жизни, о своем прошлом, интересовалась их мнением на ту или иную тему, что приводило к положительной реакции со стороны подопечных. Еще бы! Никто и никогда из людей не задавал вопросы из разряда «что тебе нравится» и «как ты считаешь». Но я все так же не вскрывала их память, боясь увидеть весь рассказанный ими ужас своими глазами. Это позволяло не привязываться к машинам. Сокрытие моей биографии так же позволяло уже самим роботам не привязываться ко мне.

Коннор смотрел мне в глаза учтиво, но испытывая явную неловкость от своего любопытства. Его диод перестал гореть желтым. Он был чистым, голубым, как летнее небо над морем. Я знала, что совершаю ошибку, открывая в очередной раз рот, чтобы нарушить свои же установленные в отношении подопечных правила. Нельзя допускать личностной привязанности, нельзя заставлять кого-то себя жалеть! Но как же хотелось, чтобы он знал всю историю. Как же хотелось, чтобы он привязался…