Эксперимент N 1

- Это мыслимое ли дело, - восклицал Фома, - любить всех. Я согласен любить ближнего. Например, я могу любить вот его, - тут он неприязненно посмотрел на Симеона. - Но как мне любить, например, мытаря? Вот ты, Евлахий, любишь мытаря? - Евлахий покачал головой. - Конечно! Разве можно его любить? Он приходит и забирает то, что ему не принадлежит. И нельзя ему отказать, если не хочешь сидеть в яме. Он толстый, жирный, наглый, - Фома посмотрел на Евлахия, тот кивнул. - Он может забрать сверх того, что полагается по закону, он может тискать твою жену на твоих глазах и ты не можешь воспротивиться, опять же потому, что не хочешь сидеть в яме, - Евлахий потемнел лицом. - Он противен тебе. Он мерзок. И его - любить? Любить пьяного мерзавца, побившего тебя потому, что у него чешутся руки? Любить римского солдата, который еще наглее мытаря, потому что у него в руках оружие, а ты для него прах? Почему я должен любить их?

Ешу, по обыкновению, мягко улыбнулся и сказал:

- Ты не должен любить их. Никто не может любить из чувства долга или по принуждению. Полюбить надобно сердцем. Открой свое сердце и впусти в него всех. И все откроют свои сердца и впустят тебя. И тогда мытарь не станет тискать твою жену, а солдат не станет притеснять тебя, а пьяница не станет напиваться, потому что будет любить и себя тоже.

- Но это невозможно! - горячился Фома. - Люди злы, глупы, эгоистичны, они никогда не смогут любить так!

- Не смогут, - согласился Ешу. - Но почему бы к этому не стремиться?

Фома не нашел что ответить и принялся крошить хлеб. Симеон радовался про себя. Ешу сразил Фому, в который раз сразил!

- Поймите, - продолжал Ешу, обращаясь ко всем - люди возвели в стержень жизни ненависть и злобу. Они охотней ненавидят чем любят. Попробуйте сломать этот стержень сначала в себе, а потом - в других, и возведите в стержень любовь. Это трудно, согласен. Это невообразимо трудно. Но что в этом мире легко?

Фома молчал. Нет, он не сдался, Симеон уже успел достаточно хорошо изучить его. Пусть здесь его срезали - в который раз! - он не успокоится, он найдет другую тему для спора, он будет из кожи лезть, но спорить, спорить и спорить!

- Кто ты такой? - неожиданно спросил Фома. - Откуда ты взялся?

Ешу улыбнулся.

- Я скажу, кто я такой, - ответил он. - Но не сейчас. Еще не время.

В другой раз, это было уже тогда, когда учеников стало двенадцать, они сидели под раскидистым вязом на камнях, Ешу в центре, а остальные вокруг, Фома снова набросился на Учителя:

- Вот ты говоришь - не пей вина. - Ешу поднял руку, пытаясь что-то сказать, но Фома отмахнулся. - Знаю, знаю. Ты не запрещаешь пить вино, ты говоришь: пей в меру, не уподобляйся скотам. А если человек не может остановиться? А если у него горе и он хочет утопить его в вине?

- Это значит, что человек не возлюбил самого себя, - отвечал Ешу. Любить себя тоже нужно научиться. Любить себя не эгоистично, а любить себя как человека, как творение Вседержителя, в которого Господь вложил душу свою. Любить себя так, чтобы окружающим не было стыдно за тебя. Не можешь остановиться - значит не любишь самого себя, не любишь окружающих. А горе топить лучше в работе, это самое действенное лекарство.

- Но Господь создал вино для услады чувств, - не унимался Фома, для снятия усталости и напряжения души...

- Господь не создавал вина, - отвечал Ешу. - Вино изобрели люди.

- Откуда ты знаешь?! - взъелся Фома. - Ты говоришь так уверенно, будто ты и есть сам Господь.

- Я не есть Господь, - сказал Ешу. - Я есть сын его в образе человеческом.

Это было так неожиданно, что Фома поперхнулся словами. Все посмотрели на Учителя, не шутит ли он. Ешу улыбался своей неизменной грустной улыбкой. Фома пришел в себя первым.

- Вот как, - сказал он. - Ты претендуешь на роль богочеловека?

- Я не претендую. Я есть. Ваше дело - верить этому или не верить. Я сказал.

Снова воцарилась долгая пауза. Наконец Фома рассмеялся и обратился к ученикам.

- Учитель пошутил. Как он может быть сыном Господа, если вот он, Фома вытянул палец в сторону Симеона, - рассказывал мне, как твоя мать, Учитель, ходила беременная тобой. Он помнит это, ему тогда было десять лет. Он помнит, как она рожала тебя и кричала от боли на всю деревню. Что ты на это скажешь?

Симеон мысленно проклял себя за свой болтливый язык. Он действительно рассказывал въедливому Фоме про Ешу, про его рождение и детство, когда Фома пристал к нему с расспросами. Ешу помолчал, глядя вдаль, потом медленно повернул голову и сказал:

- Я должен был родиться именно так, а не иначе. Как же мне было прийти в этот мир - с громами и молниями, чтобы все пали ниц и трепетали от страха? Я должен был пройти весь путь от рождения до возмужания незаметно, и я прошел его незаметно. А сейчас настало время объявить вам. Помнишь, Фома, ты спрашивал, кто я такой. Теперь ты знаешь.

- Не верю! - сварливо ответствовал Фома и отвернулся.

- Это твое дело, - согласился Ешу.