Но ветврач не уловил иронии.
Избран единогласно, - сказал он самодовольно. - Оклад двадцать рублей в месяц.
- Даже оклады есть?!
- Тем, кто в аппарате правления.
- Солидно поставлено.
- Если хочешь, я возьму тебя в отдел коммунального хозяйства. Нам там как раз инструктор требуется. Устроим на работу. Будешь вместе со мной канализацию ремонтировать. Обязанности инструктора несложные: собирай информацию о семьях руководящих работников коммунхоза и еще некоторые поручения. Соглашайся. Оклад - пятерка.
- Нет, спасибо.
- Хочешь в одиночку работать? Не членов нашей организации мы безжалостно убираем с пути. - В голосе ветврача зазвучали металлические нотки.
- Не угрожай, пожалуйста. Завтра я уезжаю. Кобзиков понял, что он зарвался.
- Я тебя никуда не отпущу! - сказал он. - Мы же с тобой друзья!
Появился Егор Егорыч. Из карманов его модного костюма торчали горлышки бутылок.
- Уже закрылся. Еле упросил.
- Президент, вы очень изменились, - сделал я комплимент своему бывшему хозяину.
- Тссс! - зашипел Кобзиков, озираясь. - Не называй его президентом! У нас монархия. Про изошел государственный переворот. К власти пришла королева.
- Что ты плетешь?
- Егор Егорыч низвергнут. Издан уже целый ряд законов, как-то: установлена твердая квартирная плата - пятнадцать рублей с носа; воспрещается пользоваться после двенадцати электрическим светом; воспрещается приводить к себе в комнату женщин, рвать самовольно огурцы, устраивать на территории государства коллективные выпивки; нельзя выражать свои чувства нецензурными словами и так далее. Всего не упомнишь. Верно, господин король?
- Так точно, - подтвердил Егорыч. Губы его расплылись в широченную улыбку. Глаза совсем скрылись в морщинках.
В смежной комнате, где раньше жил Иван-да-Марья, послышалось движение.
- На колени! - завопил Кобзиков. - Ее величество!
В дверях, щурясь от яркого света, стояла Тина.
- Матушка! - заголосил ветврач, бухаясь на колени. - Не вели казнить, а вели миловать! Токмо по случаю приезда друга!
- Не юродствуй, - начала Тина и вдруг увидела меня.
Она не вскрикнула, не сделала ни одного движения, только ее желтые глаза стали мертвыми, как опавшие на снег листья. Широкое выщербленное временем лицо древней богини застыло маской.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Я не выдержал первым. Я глупо заухмылялся и ткнул вилкой в огурец. Когда я снова поднял глаза на Тину, ее уже не было. Сразу протрезвевший Егорыч поспешно прятал бутылки под стол. Вацлав беззвучно смеялся.
- Ты врешь, - сказал я. - Ты врешь, гад! Кобзиков обиженно поднял плечи:
- Глупо.
Она не могла этого сделать! Иван-да-Глория налил полный стакан водки.
- Выпей, - вздохнул он. - Женщины лживы.
- А я Тину понимаю, - сказал Вацлав. - Ей хуже нашего приходилось. Девке копейка во как нужна! Больше, чем парню! Бровки подкрасить надо? Надо. Коготки полирнуть, перышки почистить, то-се. А Егорыч ее на одних харчах держал, жмот. За тарелку борща все чертежи и расчеты теплиц ему сд лала. Верно, Егорыч?
Хозяин заухмылялся.
- А где я деньги возьму? Эта проклятая установка всю книжку сожрала. Да… Вот она и мыкалась, бедная. Все жениха себе искала. Выпросит у меня тридцать копеек, бежит на танцплощадку, возвращается в полночь. Да, видно, ничего путного не попадалось. Тина-то с лица не ахти какая красавица. Чтобы понравилась - с ней походить надо, а молодежь сегодня такая, что ходить ей некогда, торопливая молодежь. Тут и подсунулся Егорыч. Шутка сказать - дармовой работник наклевывается. Да еще с высшим образованием! Этому жучку малограмотному никогда бы инженера не подцепить. Верно, Егорыч?
- Все правильно.
Самолюбие в ней сыграло. Надоело ей себя на танцах в жены предлагать. Ну, а тут рядом Егорыч крутится, добренький, застенчивый, суконное рыло. Утешает, советует… Ну и расписались, значит… Расписались потихоньку, Егорыч даже на бутылку не раскололся, жмотина. Так ведь было?
- Все правильно, Тимофеич.
- Понял? Я уже Вацлавом Тимофеевичем стал. Знает, жучок, что со мной полезно дело иметь. Я сей час у него на полуобщественных началах зоотехником работаю.
- Каким еще зоотехником?
- Обыкновенным. Вот прислушайся.
Мы перестали жевать. Скрипел, хныкал, жаловался на жизнь старый дом, журчала в стенах подаваемая на чердак вода. И вдруг под своими ногами я услыхал странный хруст и возню. Кобзиков подошел к Ивановой кровати, открыл у ее изголовья небольшой люк и поманил меня пальцем. Я заглянул в Дыру. Там было темно. Зоотехник ухмыльнулся и нажал кнопку в стене - раздался пронзительный электрический звонок. И сразу заходил ходуном пол. Вацлав нажал вторую кнопку, под полом вспыхнула лампочка, и я остолбенел. Снизу смотрели десятки любопытных кроличьих глаз.