- А что здесь такого? - пробормотал ветврач, пряча глаза. - Кто догадается?
- Мне не нравится эта затея. Кобзиков заволновался:
- Мумия ты фараона! Это же гениально придумано. Ты будешь приманкой. Какая девушка устоит перед человеком, у которого друг араб? Покатаешься на лодке и исчезнешь. А уж остальное - дело мое. Всего какой-то час.
- Мне эта затея не нравится. Могут быть разные осложнения.
- Абсолютно никаких! Арабов в нашем городе нет - это я уже точно выяснил. Языка их тоже никто не знает. Чем ты рискуешь? Наоборот, даже приятно: будешь центром всеобщего внимания. И потом ты дал слово. Геннадий Рыков всегда держал слово. Только вот нос… Слушай, может, тебе картонный приделать? Что это за араб с курносым носом? Да, вот еще что… Ты потомок Чингисхана.
- Послушай, Кобзиков, - сказал я раздраженно. - Хватит. Хватит! Сыт по горло твоими выдумками. Хоть бы уж знал историю! Любому пятикласснику известно, что Чингисхан был монголом.
- Тогда ты будешь монголом.
- Монголы не носят чалму, - сказал я торжествующе. - Они носят лохматые шапки.
Кобзиков почесал затылок.
- Не-е… лохматая шапка не пойдет. В чалме вся сила. Знаешь что? Ты будешь обарабившимся монголом! Таким образом, ты и потомок Чингисханаи в чалме! Одним выстрелом два зайца.
- Ты глуп… - начал я и вдруг увидел, что Ким давно проснулся и смотрит на нас широко раскрытыми глазами. На его лице было написано такое изумление, будто он увидел свою умершую бабушку.
- Идем на маскарад… - пробормотал я, сорвал чалму и выскочил на крыльцо. Кобзиков последовал за мной.
День обещал быть жарким. Было всего девять часов, а солнце пекло так, что земля жгла через сандалеты. Даже «вооруженные силы» чувствовали себя неважно. Они забрались по горло в песок и раскрыли клюв.
Вацлав подошел к куче и стал задумчиво разглядывать петушиную голову.
- Суп из курятины на лоне природы, - сказал он. - Что может быть прекраснее на свете?
Быстро нагнувшись, ветврач выхватил из песка петуха, сунул ему под крыло голову и запихал в рюкзак.
- Пошли быстрей!
- Низкий поступок, - сказал я. - Поступок, не достойный друга потомка Чингисхана.
- Ладно! Потом на эту тему порассуждаем. Встреча с совнархозовской дочкой произошла на берегу реки.
- Уф, - сказал Вацлав, вытирая пот. - Пришла все-таки, а ты говоришь, я не знаю женщин!
Девушка была высокая, сильная, в легком ситцевом платье, с белыми клипсами почти до плеч. Она так и впилась в меня глазами.
- Знакомьтесь, - сказал торжествующим голосом Кобзиков. - Моя хорошая знакомая Адель. Мой хороший знакомый…
- Мох… Моххамед, - пробормотал я и покраснел.
- И еще как-то. С продолжением, - сказал грек.
- Эль-Джунди…
- Вы знаете русский язык? - спросила Адель.
- Нет, нет, - поспешно заверил Вацлав. - Но он догадывается по движению губ.
- Какой смешной… - Адель бесцеремонно принялась меня разглядывать с ног до головы. - Чалма…
- Все арабы чалмы носят.
- Откуда он взялся?
- Приехал на «Сельмаш» перенимать опыт. Мы сели в лодку и двинулись вверх по течению.
Адель тотчас же сняла платье, демонстрируя обтянутую купальником фигуру. У нее оказалась безукоризненная фигура. Совнархозовская дочка по-прежнему не спускала с меня глаз. Я чувствовал себя отвратительно.
Всю дорогу разговор вертелся вокруг моей особы, перебирались детали одежды, обсуждалось со всех сторон мое телосложение. Особенно волновал Адель мой курносый нос. Разве у арабов бывают такие носы? Вацлав выкручивался, как факир.
- Я без словаря читаю все ихние газеты, - нагло врал Кобзиков. - Я единственный человек в городе, который насквозь знает арабские обычаи. Секретарь горкома ко мне лично домой приходила, просила, чтобы я его сопровождал. Пришлось согласиться, хоть и времени у меня в обрез. Он парень ничего. Между прочим - потомок Чингисхана.
- Чингисхана?!
- Да… по прямой линии. Его предки переехали из Монголии в Аравию по семейным обстоятельствам и там обарабились.
- Чингисхана… - взгляд у Адели стал завороженным, как у ребенка, слушающего сказку. - Интересно, какой у него характер? Наверно, воинственный, как у прадеда?
- Не-е, он малый тихий.
Адель слушала, раскрыв рот. Мне было чертовски жарко в чалме. Капли пота скатывались по лбу и падали на колени совнархозовской дочки.
- Пардон, мадам, - бормотал я.
Кобзиков болтал, греб, но не спускал с меня испепеляющего взгляда: он боялся, как бы я не заговорил по-русски. Пахло сосновыми досками, горячим женским телом и тиной. Река против солнца блестела, как бок гигантской рыбы. С пролетавших мимо моторок на нас таращили глаза. Один так засмотрелся, что врезался в берег, и пассажиры попадали в воду.
Наконец я почувствовал, что, если мы сейчас не пристанем куда-нибудь, я начну дымиться. Сделав вид, что мне хочется пить, я полез на корму и шепнул Вацлаву:
- Не могу… давай кончай…
- Надо увезти ее подальше, мумия ты! - прошипел Вацлав.
- Сейчас сброшу чалму.
- Только попробуй! Утоплю!
- Я вернулся на свое место.
- Этот Момехад, - сказал Кобзиков, - страшно привязался ко, мне. Куда я - туда и он. Обещал подарить настоящего арабского скакуна.
- О! - сказала Адель.