Первая состояла в неприятии своего тела. Мне было уже восемнадцать лет, столько энергии, столько животрепещущей силы из меня вулканировало и в один прекрасный момент мне до того опротивела эта всегдашняя преисполненность, когда я, как по звоночку, отправлялся куда-то на прогулку, стоило телу начать изламываться в потребности двигаться, что решение было следующим: к голоданиям стали приплетаться физические упражнения. Не просто гимнастика или комплексы асан, а неимоверно напрягающие, доводящие тело до степени, когда после всех процедур, мысли мельчали до одной единственной – «прилечь и не двигаться». Плоды самобичевания отразились на моём теле: теперь если кто и видел плетущееся на двух ногах человеческое изваяние, он не мог точно сказать, юноша перед ним или девушка, старец или молодой человек, в конце концов, живое оно или просто ожившее. Поначалу меня это забавляло, я и сам стал замечать проступающую андрогинную природу. Во мне всё меньше оставалось от тела бойкого мальчугана, складки и черты старой телесности смешивались с женским началом, чем порождалось новое «Я», однако тогда я пока не знал, к чему приведёт моя уравновешенность, но всё шло именно к тому, что если каждый врождённо имеет предрасположенность либо к выраженности мужской составляющей, либо женской, то эксперимент с голоданием и лишением себя физической энергии приравнивал обе сущности, тем самым стирая старый образ «Я», заодно не забывая удобрять почву для ещё не взращённого.
Вторым казусом, – который было вполне логично предугадать, но всё же, моя самонадеянность на устойчивость молодого здоровья не давала мне повода задумываться об этом в своё время, – стали всевозможные заболевания организма. Мало того, что пищи я потреблял нещадно малое количество, так ещё и по качеству, это были далеко не фрукты или овощи, а какая-нибудь мучная стрепня, что-то либо очень приторное, либо острое и т. д. Словом, обделив себя в пиршествах, я старался всецело восполнить малые приёмы пищи вкусовыми извращениями, что неблагодатно сказалось на моём обмене веществ. Спустя пару месяцев мне пришлось пересмотреть свой рацион и больше не предаваться ухищрениям вкуса, ибо началось внутреннее воспаление. До органов инфекция не добралась, но вот паховые лимфоузлы изрядно пострадали, до конца дней наделив меня слабой работоспособностью желудочно-кишечного тракта. От долгого пристрастия к «клеванию как птичка» желудок ссохся и принял уже мало подверженный деформации вид. Даже если бы я и захотел насытиться, устроить прямо-таки настоящий пир, я с уверенностью мог сказать, что после трапезы, в ближайшие пятнадцать минут, всё съеденное благополучно поглотят канализационные трубы, а я, вновь голодающим, поплетусь куда глаза глядят. Я больше не мог принимать те же порционы, что и раньше, тяжёлая пища переваривалась с чувством отяжеляющей боли, а в дополнение ко всему, не имея устойчивого графика по приёмам завтрака, обеда и ужина, – давным-давно утративших для меня какую-то значимость, – началось страдание от запоров и откровенного непонимания, как работает моё тело.