— Теперь понятно, «Безграничный» на тебе свою метку оставил, — рогатый взглядом указал на конвульсирующее тело лича-кентавра. Тот обрастал мышцами, и процесс этот явно был болезненным. — Чтобы ты понимал, шкет: вместившийся в твоё тело объем энергии смерти убил бы даже такую некро-тварь, как эта. А у тебя не наблюдается ни намека на деградацию души. Ты будто грязной воды напился и теперь страдаешь от диареи. А не яда смертельного набрался. Всё, хватит с тебя. Вали уже!
Да, вот теперь нам точно стоит поскорее покинуть город. Однако, сделав всего один шаг, я потерял сознание от боли. Вот и догнали меня последствия применения заемной силы.
Судя по тряске, меня куда-то везли в машине. Я просыпался на доли секунды и снова проваливался в беспамятство, будто намертво завис где-то между жизнью и смертью. Запах нашатыря у носа заставил очнуться.
— Господин Кхан, вы меня слыши… — незнакомый голос.
Снова спасительная тьма. Тело будто опустили в котел с кипящим маслом. А я грешник, которому не суждено умереть в этом аду из вечной боли.
Жар и боль сменились едва заметным теплом. Мне стало чуть полегче, и теперь во снах снова появилась Марина. Моя любимая, моя нежная и неповторимая Мари. Я учуял и запах сирени, и едва заметные эманации охранных духов в ее браслетах. Робость ее первого прикосновения ко мне. Весь сон, держа руку у моей щеки, ведьма смотрела мне в глаза. Мы не сказали друг другу ни слова, но я чувствовал, как она поддерживает меня.
Снова вспышки света перед глазами.
— Вы меня слышите, господин Кхан? — новый незнакомый голос. От его владельца исходит то самое тепло, что приглушило боль.
— Док, как он? Поправится? Эй, чего молчишь! Поправится же, да? — голос богатыря. Грубый, дерганый, он явно давно не спал.
— Какой, к демонам, поправится? Вы его медкарту видели? Я понять не могу, как он не помер с семидесятипроцентным разрывом энергоканалов. А это! Вы это видите?! Кто додумался магической татуировкой привязать душу к телу?
Снова проваливаюсь в сон. Странный и откровенно пугающий сон. Я перестал чувствовать тело и будто растворился в океане вечного спокойствия. Затем пришло знакомое ощущение ладони Марины на щеке. Открываю глаза во сне и снова вижу её. Всё тот же запах сирени дразнит обоняние, но сознанию на это плевать. Я тону… тону в той нежности, что несет одно лишь прикосновение ее ладони к моей щеке.
Марина едва заметно наклоняется, будто кивает. Ни грамма сомнений, ни тени сожалений. Я чувствую, как счастливо бьется сердце в её груди. Она сказала и сделала ровно то, зачем пришла. Моя ведьма! Моя Марина Бринн! А потом она снова исчезла из моего сна.
Мгновением позже я очнулся в больнице.
На другом краю Континента, в комнате общежития, Марина Бринн открыла глаза. Юная ведьма тут же стерла дорожки от слез, дабы соседки по комнате не прознали о ее тайном свидании в астрале. Её Роберт. Да-да, её и ничей больше. Когда он завис между жизнью и смертью, Марина почувствовала это и через связывающую их нить магии пришла к нему на помощь. Сквозь астрал, сквозь черт его знает сколько регионов, она смогла дотянуться до души любимого. Не дать ей раствориться в астрале. Его тело дало сбой, но, как и прежде, разум остался не тронут. Полуживой-полумертвый Кощей.
От прозвища любимого на лице Марины показалась довольная улыбка. Кощей выживет! Она это чувствует сердцем. Теперь он может продолжить свой путь. А значит, и ей пора двигаться дальше.
Казаки — люди суровые. Они мало того, что живут за стенами Империи, так ещё и обособленно от всех. Они держат под своей охраной треть всех атомных электростанций расположенных вдоль границы. Своя больница, своя внутренняя полиция и даже «служба транспорта» у них своя.
Я от этой службы ядрёный запах навоза уже второй день чую. Вонь в палате такая, что кажется, будто медсестры маски носят не ради стерильности, а чтобы запах не чуять. А вот лупоглазый, горбатый и кривошеий целитель, сидящий напротив меня, видимо, давно лишился обоняния. На нем столько проклятий висит, что не всякое кладбище согласится принять такого гостя. Причём в живом или мёртвом виде, неважно.
Одеваясь в принесённую Костасом одежду, я, к своему удивлению, отметил, что не все эманации смерти из неё выветрились. Пуговицы и кастет стали чем-то вроде простеньких накопителей этой гадости.
— Хватит с меня больницы. Док, выписывай уже.
— Хе-хе, — сипло откашлявшись, горбун ответил. — Не маху. Мне батька Добрица потом за такого помощника холову открутит. Ты ж еле ходишь, хлопец! Тебя, вон, ветром сдувает.