Эксодус (Книга 1 и 2)

У профессора Иоганна Клемента было над чем задуматься. В дни повального безумия нужно сохранить ясную голову. Клемент был убежден, что ход дел в человеческом обществе подчиняется таким же непреклонным законам, как прилив и отлив. Бывали приливы страстей и ненависти, бывали даже приливы полнейшего безумия. Достигнув высшей точки, они низвергались и распадались вничто. Всему человечеству приходилось существовать в этом беспокойном океане, за исключением небольшой горстки, обитающих на таком высоком острове, что о нем разбивались все приливы и отливы, составляющие человеческую историю. Университет, так рассуждал Иоганн Клемент, был как раз таким священным островом.

Когда-то, в средние века, во времена крестовых походов, тоже был такой прилив ненависти; крестоносцы поголовно истребляли тогда евреев. Но прошло то время, когда на евреев возлагали ответственность за чуму или обвиняли в отравлении христианских колодцев. В период просвещения, последовавший за французской революцией, сами христиане разрушили стены гетто. В эту новую эру евреи и величие Германии были неразрывно связаны между собой. Евреи подчинили собственные интересы более высоким интересам всего человечества; они старались раствориться в обществе. И каких великих людей они дали миру! Гейне и Ротшильд, Карл Маркс и Мендельсон и Фрейд. Этот список можно продолжить без конца. Эти люди были, как и Иоганн Клемент, прежде всего и больше всего немцами.

Антисемитизм так же стар, как и человечество, рассуждал Иоганн Клемент. Он был частью бытия - чуть ли не естественный закон. Варьировали только его степень и разновидности. Конечно, лично ему жилось гораздо лучше, чем евреям в восточной Европе или в полуварварских условиях Африки. Остроконечные шапки и франкфуртский погром принадлежали к другому веку.

Пусть Германию захлестывает сейчас новая волна; он и не думает отвернуться от нее и бежать. И подавно не перестанет верить, что немецкий народ со своим великим культурным наследием рано или поздно разделается с преступными элементами, временно захватившими власть в стране.

Иоганн Клемент зорко следил за событиями. Все началось с истошного крика, затем пошли печатные намеки и обвинения, затем был объявлен бойкот евреев, затем - открытые преследования, избиения, выдергивание бород, затем,- ночной террор гитлеровцев, наконец - концентрационные лагеря.

Гестапо, Эсэс, Эсдэ, Крипо, Служба безопасности рейха. Вскоре каждое немецкое семейство находилось под неусыпным надзором нацистов, и мертвая хватка все более и более сжималась, пока были задушены и уничтожены последние остатки сопротивления.

Тем не менее, профессор Иоганн Клемент, как и большинство евреев в Германии, продолжал верить, что лично его эта новая угроза не коснется. Еще его дед преподавал в этом университете. Это был его, Иоганна Клемента, остров, его святая святых. Он полностью считал себя немцем.

Никогда ей не забыть этого воскресенья. Все собрались в доме бабушки в Бонне. Даже дядя Инго проделал весь путь из самого Берлина. Детей отпустили играть во дворе, и дверь гостиной закрыли.

На обратном пути в Кельн ни мама, ни папа не сказали ни единого слова. Взрослые ведут себя иногда как дети. Не успели вернуться домой, как ее и Ганса тут же уложили в постель. Эти тайные разговоры происходили все чаще и чаше, и если постоять у двери и чуточку ее приоткрыть, можно было расслышать все. Мама была ужасно расстроена. Папа был спокоен как всегда.

- Иоганн, милый, нам нужно что-то предпринять. На этот раз беду не пронесет мимо. Дело дошло до того, что я просто боюсь выйти на улицу с детьми.

- Это ты, вероятно, из-за беременности сгущаешь краски.

- Вот уже пять лет, как ты все уверяешь, что все образуется. А положение становится все хуже и хуже.

- Пока я работаю в университете... мы в безопасности.

- Ради бога, Иоганн! Перестань ты тешить себя иллюзиями. У нас не осталось ни одного друга. Даже студенты к нам больше не заходят. Все наши знакомые боятся сказать с нами слово.

Иоганн Клемент закурил трубку и вздохнул. Мирьям прикорнула у его ног и положила головку ему на колени. Он погладил ее по волосам. Рядом у камина потягивался и зевал Максимилиан.

- Я так стараюсь быть такой же храброй и рассудительной, как ты, - сказала Мирьям.

- Мой отец и мой дед учили здесь. Я родился в этом доме. Вся моя жизнь, все, к чему я стремился в жизни, все, что я любил в жизни, все это находится в этом доме. Мое единственное желание, чтобы и Ганс любил все это так же, как любил я. Иногда я задаю себе вопрос: честно ли я поступил по отношению к тебе и к детям, но что-то в моей душе не дает мне бежать. Потерпи еще немножко, Мирьям.., это пройдет... пройдет...

19-го ноября 1938 года.

200 синагог сожжено!

200 еврейских домов разрушено!

8000 еврейских магазинов разграблено!

50 евреев убито!

3000 евреев искалечено!

20000 евреев арестовано!

Начиная с этого дня ни один еврей не имеет права состоять в каком бы то ни было союзе или объединении! Начиная с этого дня ни один еврейский ребенок не имеет права посещать государственную школу!