Следующей стояла небольшая деревянная будочка с вывеской "Тир". Да! Здесь мы стреляли... Куда уж нам было стрелять?! Конечно же, просто смотрели, как взрослые проделывали это. Только делали они сие крайне редко. Но как нам, малышам, хотелось пострелять!.. почему-то те редкие стрелки целились в кубики под самым потолком. Ведь в них, в кубики, попасть было легко, они же большие. А вот попробуй, к примеру, сбить ракету, висящую почти над полом и бабахающую так громко если выстрел оказался удачным? Или в зверушку какую? А они все целились в золотые кубики на трёх полочках на самой верхотуре. Справа за стойкой сидел кассир, продававший патрончики посетителям. На самой стойке стояло несколько чурбачков с канавками, делящими их пополам. Разрез на чурбаке был понятен. Туда вкладывался ствол винтовки. А зачем нужны были сами чурбаки? Для чего надо было класть дуло винтовки на чурбак? Ведь все герои, стрелявшие в кино, не носили с собой чурбаков?! Конечно же, смысл применения этих чурбачков, понимание для чего и как, и то, что целиться надо не в фигурку животного, или корпус ракеты, а в кружок, расположенный над мишенью. Мало того, мушка должна находиться выше цели, пришло много позже.
Тамара вспоминает, немного забегая вперёд:
"...был тир. Его помнит сестра. Стреляли пульками по две копейки. Мебельный, его помню хорошо, там покупали книжный шкаф и сервант. Слева бараки, в них жили некоторые мои одноклассники. Прямо от остановки по дороге и была улица Строительная, а улица Шахтинская шла влево к мясомолочному магазину и детскому саду 2, плавно переходя в улицу Краснознамённую".
К тиру чуть ли не впритык расположился мебельный магазин. Почему мебельный? Не знаю. Но в нём были велосипеды. Если это мебель, то правильно, он так и должен был называться "Мебельный". Здесь моя мама работала ночным сторожем. Очень не долго, но работала. Я однажды напросился к ней в дежурство, думал, что можно будет полазить по магазину, пока там никого нет. Ан, не тут-то было. Магазин оказался закрыт на замок и поставлен на сигнализацию. Я-то думал, пойду, покатаюсь на новеньком велосипеде! В гастрономе съем парочку шоколадок... После таких открытий моя любовь к работе сторожа испарилась бесследно.
Ночные арии
Была ещё одна достаточно веская причина не любить работу сторожа. Мама вечером уходила на дежурство, точнее на обход, и я оставался в комнате один, конечно, если отец был на смене. Хорошо, если мать уходила после того, как я засыпал. Но ведь было и так, что ей надо было уходить, а мне спать совсем не хотелось. Сколько мне было? Лет пять, не больше. Тени по стенам, побелённым известью... Тёмные углы... Лёгкое качание тюли... На окнах у нас занавесок, как здесь на юге, не было. Да, была тюль, но и только. Отчего она качалась? Сквозняка-то не было?! Я так и не знаю. В общем, страшно было. И чтоб подбодрить себя мне приходилось придумывать нечто такое, чтоб отвлекало от страхов. Нет, не было в то время в шахтёрских посёлках детских психологов, которые доходчиво могли бы объяснить родителям и ребёнку, что и как надо делать в подобных ситуациях. Моя голова додумалась до этого сама.
Как-то раз к нам приезжал мамин младший брат дядя Гриша, и привёз (возможно, купил в книжном магазине) небольшую книжицу, которую называл "Песенник". На мой вопрос: "Что это такое?". Он отвечал, что здесь собраны ноты и тексты песен. Что такое ноты, я, разумеется, тогда ещё не знал, а вот что такое тексты, догадывался. Я эту книгу назвал для себя: "Сборник слов для песен". Чтоб окончательно быть в этом уверенным, я попросил дядю Гришу показать мне, где тут спрятана песня про тачанку. Он, со знанием дела, раскрыл книжицу на нужной страничке. Беда была в том, что читать-то я ещё не умел, но зрительная память у меня была очень хорошая (хотелось бы верить в это)!.. А когда он уехал, я обнаружил песенник на шкафу. Поскольку дядя Гриша был очень высоким, а служил он в военно-морском флоте на дальнем востоке, то для него не было проблемы сунуть что-либо на самую верхотуру, откуда ни мать, ни отец достать без дополнительных приспособлений не могли. Поэтому-то до поры до времени они не знали о забытой книге.
И вот однажды, оставшись в очередной раз один в тёмной комнате, я взобрался на шкаф и достал заветный песенник. В комнате было темно, но не настолько, чтоб уж совсем. Усевшись на кровати, опершись спиной о шкаф, и устроив на коленях книжку, я раскрыл её на нужной страничке. Здесь с одной стороны были какие-то линеечки, точечки, крючочки, с другой буковки, но очень мелкие. В такой темноте их, конечно же, видно не было. Только для меня это не было проблемой, я же знал слова наизусть. Да, именно так, я знал полностью припев этой песни. Всё остальное для меня было покрыто мраком, ведь никому не пришло в голову разучить со мной хотя бы одну песню, или выучить хоть одно стихотворение. С полным осознанием правого дела я заорал во весь голос, не подозревая о том, что время приближалось к полночи, и что вся коммуна уже спала, свою любимую песню: