Он шептал слова, а я сидела рядом и думала. Даже не верилось, что ещё месяц назад всё было иначе. Я шла по жизни, гордо вскинув голову и не оборачиваясь назад. Только вперёд! К новым целям, к новым успехам! И вот на полной скорости, я споткнулась, полетела кувырком. Больно! Обидно! А ещё появилось противное чувство поражения, когда из лидера гонки ты превратился в аутсайдера.
Я не могу сказать, что в храме на меня снизошло просветление. Вряд ли. Просто я признала, что на данном этапе проиграла. И мои метания улеглись. Вообще внутри ничего не осталось. Всё, чем я жила до этого дня, исчезло. Появилась только какая-то непривычная пустота, вакуум, засасывающий мои мысли и чувства. В каком-то смысле болезнь стала рубежом. До неё я надеялась, что скоро всё прояснится, и я буду жить как раньше. Теперь же поняла, что нет. Да, я по-прежнему ждала результатов расследования, по-прежнему хотела восстановить своё честное имя. Но теперь знала, что, вернувшись в Виридию, буду жить по-другому. И я не жалела о том, что сделала сегодня. Если до болезни я очищала от мусора и пыли папин дом, то теперь, похоже, очищала от грязи и хлама свою жизнь.
Одним словом, у меня получился очень насыщенный день. Домой я пришла поздно, вместе с отцом.
— Я не мог до тебя весь день дозвониться, — хмурился папа. — И Диана тебя потеряла.
Вместо объяснений, показала ему новый гилайон.
— Пап, запиши мой номер и не давай его никому. Я не хочу ни с кем видеться и общаться.
— Почему?
Признаваться в собственной ненужности было стыдно, и я сказала полуправду.
— Я понимаю, что это неправильно, но мне больно и обидно смотреть на своих… друзей, счастливых и улыбающихся… Они молоды, успешны, и я рада за них, честно!.. Но боюсь, нам больше не по пути.
— Доча…
Я перебила его.
— Пап, ты что-то говорил о работе в студии? Меня берут?
— Да.
— Тогда я готова.
— Ты ещё дохлая после болезни!
— Папа, я дохлая не от болезни, а от того, что целыми сутками сиднем сижу в четырёх стенах. Мне нужно нормальное занятие, а не котлеты лепить.
— Я понимаю, — кивнул отец, и добавил: — Но котлеты лепить тоже научись.
В карих глазах я заметила вспыхнувшие смешинки и улыбнулась в ответ.
— Научишь меня?
— Научу, доча.
В следующий понедельник я пошла с отцом в Фетскую телестудию, став пока обычным помощником режиссёра. Я ни в коем случае не собиралась сдаваться и опускать руки, хотя ждать становилось труднее с каждым днём. И всё чаще мне приходилось опираться на отца. Не в прямом смысле, конечно. Но одно дело сидеть дома, где меня никто, кроме папы, не видел. И совсем другое — телестудия, где все друг друга знали. И знали, кто такая София Арно. Рядом с отцом идти с расправленными плечами было намного легче, и не замечать любопытные, недоверчивые взгляды, тоже было легче. Уже многие слышали, что я в «грязном списке» (такая информация всегда разлетается с поразительной скоростью), и сейчас местные телевизионщики строили различные предположения насчёт случившегося. Тем более, о моей связи с королём тоже многие знали. Обычная логика подсказывала: раз я оказалась в «грязном списке» и король за меня не заступился, то попала я туда как раз таки при участии его величества. И вот тут начинался безграничный полёт фантазии: за что и чем я так прогневала короля?
Да ничем! Ничем!!! Я ничего не сделала!!! Хотелось заорать всем и каждому в отдельности…
— Софи… — окликнул папа. — Дыши, детка, дыши!
Я вздрогнула, выныривая из мысленного болота. Отец остановился, якобы позвонить, а на самом деле дал мне минутку перевести дыхание.
— Помнишь, как мы вчера лепили котлеты, — продолжал отвлекать папа. — Я в жизни не видел, чтобы так чистили лук. Ты же его разобрала на чешуйки!
Я еле сдержала смешок.
— Мог бы и не напоминать!
— Зато котлеты получились очень вкусными! — парировал отец.
— Твоя правда!
Мы шутили, хихикали, и как-то так получалось, что проходящие мимо люди видели меня с весёлой улыбкой на лице.
Николя Труаль ждал нас в своём кабинете. Невысокий мужчина с уже седыми висками поднялся со своего места и обаятельно улыбнулся. Даже не верилось, что он держит в узде всю Фетскую телестудию.
— Здравствуй, моя красавица! — господин Труаль тепло поздоровался со мной. — Давно тебя не видел! Совсем взрослая стала!.. Ну что? Готова поработать со стариком Николя?
— Какой же вы старик? — улыбнулась я в ответ. — Вы отлично выглядите! Прямо орёл! И работать с вами — большая честь для меня!
— Воспитанная! Сразу видно, не с папкой росла, — он насмешливо глянул в сторону приятеля. — Ты таких слов и не знаешь! У тебя после гоблинского цикла одни предлоги цензурными и остались.
Кристиан Арно сунул руки в карманы, насмешливо поглядывая на режиссёра.
— Слушай…орёл, ты бы не чирикал тут!
Николя Труаль засмеялся и, приобняв меня за плечи, повёл за собой.