Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

Она выскользнула из упавшего платья и повела его в спальню, все еще чувствуя робость и смущение, словно никогда до сей поры не была замужем, не рожала, не занималась любовью. Она сбросила туфельки, скатала чулки, ругая себя за неизящные движения и думая, что можно было бы проделать это все куда элегантнее — просто и непосредственно, как та девица на рисунке Мане. Или это Моне? В общем, с того рисунка. Потом она сняла трусики и лифчик, но оставила в ушах серьги с сапфирами и брильянтами — в надежде, что они придадут ее поведению блеск и изящество. Мередит, однако, почувствовал ее волнение — или это только ей показалось? — ибо он обращался с ней нежно и ласково, словно собирался лечь в постель с неопытной девушкой. Он целовал ее, гладил и ласкал так, словно у них впереди была целая вечность, словно им было достаточно испытывать удовольствие от соприкосновения тел, упиваясь пресыщенностью чувств. Но он хотел се, он хотел ее безумно. Ей достаточно было лишь взглянуть на него. И когда он наконец овладел ею, у нее возникло ощущение, что она вдруг опять стала девственницей — потому, что уже все забыла и давно этим не занималась или, может быть, потому, что он был ужасно огромный. Нет — такой огромный. Не ужасно огромный, а чудесно огромный! И очень быстро к ней вернулось прежнее ощущение легкости, и она вспомнила, как это бывает, как это чудесно, и ей снова это нравилось, нравилось, и она повторяла, снова и снова, слабым голосом:

— Мне хорошо, о, как мне хорошо, как же мне хорошо, да, мне хорошо!

За считанные мгновения она превратилась из боязливой девственницы в самозабвенную куртизанку и после своего длительного воздержания вдруг невероятно стремительно взмыла на недосягаемую высоту возбуждения и восторга.

— О Боже, да, Боже, да! — выкрикнула она, испытав оргазм, но до его оргазма было еще далеко, и он продолжал пронзать ее, как огромный ритмично работающий поршень, и она удивилась и даже испугалась, когда почувствовала, что ее тело опять пробуждается и посылает ему ответный импульс, и она опять начинает испытывать это, — и она снова кончила, почти сразу же, а потом это пришло и в третий раз, как только она ощутила внутри себя горячую струю его семени.

Они лежали, утомленные, откинувшись на подушки. Она положила голову ему на грудь, прижалась к нему, и ей стало хорошо. Но потом она услышала тихий присвист и странное фырчание из кухни.

— Кофе! — воскликнула она. — Кофе выкипает. Это свисток на носике.

— Я принесу, — предложил он.

— Нет, лежи, я сама, — сказала она, встала с кровати и, шлепая по полу босыми ногами, пошла на кухню.

Какой же это был потрясающий, дивный вечер! Они пили кофе в постели, занимались любовью, а потом жевали сыр с крекерами и болтали о том о сем и в конце концов решили до конца короткой увольнительной Мередита куда-нибудь уехать. На следующее утро они отправились на вокзал «Грэнд сентрал» и купили билет на поезд до Кейп-Кода. Там они сняли домик на морском берегу — крытый дранкой коттедж с огромным камином в гостиной и огромным, во всю стену, окном с видом на залив. Они бродили по дюнам и занимались любовью, ели омаров и занимались любовью, плавали и занимались любовью, пили коктейли после обеда и занимались любовью, вечерами сидели у камина и занимались любовью в большом кресле-качалке: Мередит сидел в кресле, она сидела у него на бедрах, а он, войдя в нее, раскачивал кресло взад-вперед, взад-вперед…

Но вот увольнительная закончилась, и им пришлось возвращаться в Нью-Йорк. Мередиту надо было ехать в Чикаго, где ему предстояло нагнать свое подразделение и возобновить продажу облигаций.

— Я тебе позвоню, — сказал он.

— Хорошо, — сказала она.

— Мне никогда не было так здорово! — сказал он.

— Мне тоже.

— И я… я люблю тебя.

— Да, — сказала она и поцеловала его. — Да, да, да.

Он вырвался из ее объятий и ушел. А она поняла, что мысль о расставании была для него столь же невыносимой, сколь и для нее. И еще она поняла, что он обязательно к ней вернется, они поженятся и все у них будет хорошо, потому что они нашли друг друга. Все было замечательно.

Или не совсем. Пару недель спустя она обнаружила, что беременна. Черт бы побрал эту пересохшую резину старой диафрагмы, которой она давно не пользовалась и о которой даже думать забыла, и та пролежала долгие годы без употребления в пластиковой коробке в верхнем ящике комода вместе с бельем. Эта штуковина сыграла с ней злую шутку. Да и ее воздержание за все эти долгие годы тоже сыграло с ней злую шутку. Диафрагма ее подвела: резина кое-где лопнула, а с резиной лопнула и безмятежная идиллия той недели, проведенной ими вместе, лопнули все ее мечты, и планы на их совместную жизнь тоже лопнули.