Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

— Рад был оказать вам эту маленькую услугу. Послушайте, съемки начинаются в следующий вторник. Я пришлю вам авиабилет с курьером. Через час курьер прибудет к вам домой. Сегодня есть вечерний рейс из Айдлуайлда. В одиннадцать. Вам это подходит?

— Я лечу! — сказал Тони. — Я мог только мечтать об этом!

— Тогда желаю вам успеха!

— Спасибо, сэр! Спасибо вам огромное.

Тони повесил трубку.

— Ну-с? — обратился он к Мерри.

— Вы сукин сын!

— Почему?

— Вы его вынудили!

— А кто его заставлял соглашаться? И, может быть, не стоит употреблять сильные выражения? Ты-то сама оказалась в дурах!

— Но он же говорил, что ему наплевать на деньги! И что он терпеть не может Голливуд. Он же ненавидит все, что олицетворяет мой отец!

— Вот что запомни. Если люди, у которых есть деньги, будут уверять тебя, что они к деньгам равнодушны, знай: они лжецы. Если же люди, у которых денег нет, будут уверять тебя, что равнодушны к деньгам, знай: они прожженные лжецы.

Мерри заплакала.

— Не принимай это близко к сердцу, — посоветовал он. — Могло быть еще хуже, но ты переживешь эту потерю. Все будет в порядке. Как сказал тот чокнутый Йейтс: «То, что сегодня бесценно, вчера за бесценок сдавали в ломбард». Ну, а теперь пошли. Поймай такси, отправляйся домой. Тебе надо выспаться.

Такси остановилось у дома Мерри. Она вышла, расплатилась с шофером и поднялась к себе. Она сделала два телефонных звонка: сначала в ближайший винный магазин, где заказала бутылку крепчайшего рома, потом Тони. Он не брал трубку. Вскоре пришел разносчик из винного. Она взяла у него бутылку, расплатилась. Потом налила себе рома и разбавила его кока-колой. С пяти до десяти она сидела дома, пила ром с кока-колой и каждые десять минут звонила Тони.

Она знала, что он дома. Ему надо было Собирать вещи, готовиться к поездке. Наконец она поняла, почему он не снимает трубку: он догадывается, что это она ему звонит. В четверть одиннадцатого она позвонила ему в последний раз. Он уже, наверное, выехал. И сейчас мчался в такси в Айдлуайлд, в Голливуд, к планете X.

Мерри вылила остаток рома в раковину и пошла спать. Через два дня состоялась читка пьесы. Мерри читала за Клару. Она не задумывалась о том, как на ее игру мог повлиять роман с Тони, да и не хотела об этом думать. Однако в ее декламации неожиданно появились нотки жесткой иронии и неподдельной горечи, придавшие дополнительный блеск тексту Уотерса.

Она получила роль.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Вопреки ожиданиям Мерри, ее жизнь после того, как она получила роль в пьесе Уотерса, осталась прежней. Изменилось только место работы, но не ее характер. Теперь вместо того, чтобы через весь город ехать в театральную студию или на занятия дикцией, она ходила на репетиции. Если что-то и изменилось, так это напряженность работы. Но она с удовольствием восприняла ускоренный темп жизни. Физически это выматывало, но приносило душевное отдохновение.

Но когда чувство новизны прошло, а новый ритм жизни стал привычным, она начала наконец вживаться в новые условия существования, связанные не с мысленным перевоплощением в сценическую героиню, а с обретением настоящего, серьезного дела. Жизнь стала неким проектом карьеры, серией препятствий, которые необходимо преодолеть, и целей, которых надо достичь. И самое приятное, что ей даже не пришлось ставить перед собой эти цели. Были люди, которые все решали за нее — режиссер или Джим Уотерс и, конечно, Джеггерс. Так что в каком-то смысле она, невзирая на тяжкий труд, испытывала чудесное ощущение, что ее несет бурный поток, несет от репетиций к репетиции, в Нью-Хейвен для прогона и обратно в Нью-Йорк для предпремьерных просмотров и, наконец, к премьере.

Теперь она жила словно под наркозом. Временами это даже причиняло ей беспокойство — особенно вечерами перед сном. Мерри даже думала: а вдруг она эмоциональный инвалид? Как же легко она оправилась от шока, вызванного предательством Тони! И если в душе она еще сомневалась относительно своей способности к эмоциональным переживаниям, то на премьере все эти сомнения рассеялись. Прилетел отец из Испании посмотреть на нее. По крайней мерс, он выкроил полдня и присутствовал на спектакле. Вообще-то он прибыл для рекламы фильма «Нерон». В день премьеры у него было интервью на телевидении и ему не удалось повидать ее до спектакля. Но ничего страшного. Все равно она в это время спала. Он прислал ей в уборную огромный букет роз — не меньше полусотни, в красивой круглой корзине. В букет была вложена записка: «Розы в знак любви, корзина с пожеланием успеха». И подпись: «Папа».