Услуги переводчика не понадобились. Махмуд остановился напротив Сереги, долго и пристально смотрел ему в глаза. Потом начальник тюрьмы неторопливо расстегнул кобуру и вытащил пистолет, обычный русский «макаров». Он снял оружие с предохранителя, передернул затвор и приставил ствол к виску Сереги.
Тот перестал дышать, в глазах появилось что-то осмысленное, одухотворенное. Сереге как будто открылось некое сокровенное знание. Он сделался белым, как цементная стена. Побледнел и Глотов, которого в случае выстрела окатило бы Серегиными мозгами. Карпатов шумно вздохнул, хотел дернуться, но не смог. Его парализовало по-настоящему.
Все указывало на то, что Махмуд выстрелит. На том и строился его тонкий психологический расчет. Он опустил пистолет, шагнул в сторону, бросил через плечо короткую фразу. Серега расслабился. Но тут клацнул затвор, охранник, стоящий напротив, вскинул автомат, прицелился. Серега жалобно всплеснул руками. Как же это? Ведь так хорошо закончилось!..
– Стойте, – проскрипел Карпатов.
Прозвучал сухой щелчок. Выстрела не было. Перед тем как передернуть затвор, талиб виртуозно извлек левой рукой магазин из автомата. Никто этого не заметил. Но Сереге хватило. С его лица пропала последняя кровинка, он схватился за сердце, пошатнулся. Мелькнул приклад. Охранник послал его точно в лоб летчику. Но это уже не имело воспитательного воздействия. Серега упал бы и без того. Он рухнул в пыль.
Махмуд развернулся и зашагал к калитке. Бодро переговариваясь, потянулись за командиром рядовые. Летчики сгрудились над павшим героем. Из разбитого лба Сереги сочилась кровь. Вокруг рта пузырилась пена и стекала на землю тонкой струйкой.
– Насмотрелись? – прорычал Карпатов и подхватил пострадавшего под мышки. – Берите его и живо в дом, пока он тут лапти не загнул.
Серега был на волосок от гибели. Это без дураков. Он не подавал признаков жизни, лежал с закрытыми глазами, желтоватая жидкость сочилась изо рта. Карпатов, обливаясь потом, делал искусственное дыхание. Вертелись вокруг пострадавшего Витька с Вакуленко, жалобно восклицали, сталкивались лбами.
– Отвали, ты не умеешь. – Глотов оттолкнул Карпатова. – Знаешь, сколько я умирающих за свою жизнь оживил!..
Никто не видел, как Карпатов выбежал из комнаты. Глотов врачевал Серегу по полной программе: короткие яростные тычки в грудину, дыхание изо рта в рот, снова массаж сердца. Но все напрасно. Оживать Серега не собирался. Жирная испарина хлестала с Глотова, заливала глаза. Устали руки, он сделал передышку, отогнул умирающему веко, напряженно всматривался, не сузится ли зрачок, рыча от отчаяния, снова месил грудину. Вакуленко застыл, уставился на Серегу стеклянными глазами.
– Отойди! – прорычал Карпатов и выплеснул на Серегу ведро воды.
Тот вздрогнул, шумно вздохнул, закашлялся. Его подбросило. Глаза распахнулись и тут же закрылись. Но Серега уже дышал, прерывисто, тяжело, ломая стойкое сопротивление в дыхательных путях.
– И кто тут не умеет? – пробормотал Карпатов, в изнеможении опускаясь на пол.
– Мамочка дорогая!.. – Витька яростно закрестился.
Вакуленко упал на свою лежанку, головой в матрас, бешено затрясся.
– Мы его вернули, – пробормотал Глотов. – Всем спасибо, все свободны. – Он истерично засмеялся и злорадно спросил чуть позже, когда Серега худо-бедно завершил сражение со смертью и пришел в себя: – Ну что, в жилетку будешь плакаться?
– Предпочитаю плакаться в декольте, а не в жилетку, – проворчал тот, отворачиваясь к стене.
Вновь тянулись резиновые дни. Серега почти не вставал, лежал, отвернувшись к стене. Однажды он поднялся, покосился на Вакуленко, сидящего перед окном не просто так, а на стреме, и потащился в казарму.
В свете свечей и бледного фонаря Витька с Глотовым углубляли лаз. Глотов ковырял дужкой от кровати спрессованную землю. Витька в ожидании сидел на краю ямы и ковырял в носу. Когда звучало глухое «Тащи», он вытягивал из лаза ржавый тазик, доставлял в дальний угол, ссыпал землю в приямок, затем с трагической миной волокся обратно.
– Позвольте поработать, – проворчал Серега.
– Ой, иди уж, – буркнул из подполья Глотов. – Помощник из тебя нынче!.. Выздоравливай, Серега, и постарайся временно не нарываться.
– А что мне делать? – разозлился тот.
– Что хочешь, то и делай.
Ничто так не ограничивает действия человека, как фраза «Делай что хочешь».
Серега пошатался из угла в угол и заявил:
– Ладно, пойду, сменю Вакуленко. Свистеть пока в состоянии. А то этот салоед совсем обнаглел. Вы тут вкалываете, а он на солнышке балдеет.
Вакуленко надулся, как воздушный шар, начал стонать, что у него болит голова, ноют суставы от перемен в погоде, и вообще на кой ляд это надо – таскать землю с места на место? Ну, выйдут они из тюрьмы – и куда дальше? В пустыню Бадахшан? Умереть с честью можно и без всяких земляных работ. У Сереги, мол, накоплен бесценный опыт, как половчее это сделать.
– Марш работать! – разозлился тот. – И прекращай мне эти карпатовские штучки!
Не прошло и десяти минут, как он протяжно засвистел.