Экипаж боцмана Рябова

— Знаешь, Антон, наш сосед-пенсионер, что всю жизнь плавал, говорит: «Настоящего моряка я даже голого узнаю».

— По татуировке?

— Нет, татуировка — пережиток. Наши моряки уже давно себя не раскрашивают. А вот как он узнает моряка даже голого, неизвестно… Он даже говорит, что моряка архангельского отличит от моряка черноморского или тихоокеанского.

— Тоже голых?

Ребята посмеялись, но потом Антон серьёзно сказал:

— Наверное, по разговору. Можно спросить у нашего боцмана. Он, конечно, знает.

— Есть моряки, которые издали суда по дыму из трубы узнают, — заметил Вяча.

— Теперь на новых теплоходах и электродизелях дыма не увидишь, — возразил Антон.

Друзья прошли Дом Советов и снова свернули на набережную. И опять перед ними открылась ширь Северной Двины — неоглядная водная красота. Асфальт на набережной был и раньше, а совсем недавно строители одели её и в бетон и гранит.

— В гранит оделася Двина, — переиначил пушкинские строчки Вяча. — Мосты повисли над водами…

— Да, — согласился Антон. — Только тёмно-зелёными садами ещё не покрылись наши острова.

На набережной стоял памятник Петру Первому. Пётр, в треуголке, в мундире офицера Преображенского полка и в ботфортах, словно только что сошёл с корабля и смотрел на плывущие и стоящие у причалов суда.

— По этой набережной проходила знаменитая революционерка Вера Фигнер, — сказал Вяча. — Из Архангельска её отправили в ссылку в стариннейший поморский посад Неноксу.

Вспомнили ребята и об известном писателе Александре Грине, который находился в ссылке в Кегострове, что лежал за Северной Двиной, — низкий, поросший ольхой и ивняком.

Причал, по которому теперь шли друзья, назывался Красной пристанью, а до революции — Соборной пристанью. Отсюда уходил на маленьком деревянном судёнышке «Святой Фока» к Северному полюсу отважный полярный исследователь Георгий Седов.

— Вот было бы здорово, — сказал Вяча, — если бы мы их всех сейчас здесь встретили — революционерку Веру Фигнер, путешественника Георгия Седова, писателя Грина. Ведь все они здесь побывали… ходили по этой набережной.

Встреча с браконьерами

Утром, когда Вяча пришёл к Антоше, а тот, уже поработав, одевался, Вяча, на которого вдруг нашло весёлое настроение, запел:

Чепуха, чепуха —
Это просто враки:
Сено косят на печи
Молотками раки.

— Знаешь, Антон, — сказал Вяча, — я думаю, что кафтан, который мы ищем, просто чепуха, как в этой песенке.

И когда ребята снова собрались на «Ласточке», Вяча неожиданно для всех, кроме Антоши, заявил:

— Мне что-то надоело искать этот кафтан.

При этих словах Егор был готов чуть ли не расцеловать своего вечного «противника».

— В самом деле, к чему какой-то кафтан? — горячо поддержал он Вячу. — Лучше просто путешествовать на «Ласточке», ловить рыбу.

Но Вячу уже обуревали новые фантазии.

— Хорошо бы открыть какой-нибудь необитаемый остров! — мечтательно произнёс он. — И там произвести раскопки. И найти стоянку первобытного человека. И всякие там его орудия… Искать — это всё-таки интересно.

— Искать не искать, а через два дня в плавание, — сказал боцман. — Готовы?

— Всегда готовы! — весело ответили матросы.

И через два дня «Ласточка» уже была в новом походе.

Ночью пролился лёгкий дождик. Но утром из-за далёкого зубчатого леса поднялось солнце.

Раннее утро в лесу и на реке — самое щедрое время суток. Прислушайтесь к крику и щебетанию птиц. Присмотритесь к ним: они не только поют, но и сами трудятся, добывают корм для своих птенцов.

Присмотритесь к быстрогонной игре рыб. Множество водяных колец возникает на речном зеркале. Кольца рождаются мгновенно то тут, то там и быстро расплываются, исчезают. Это большой гон рыбы. Но часто это не только игра, а и свирепая охота, когда большеротая, острозубая щука стремительно настигает свою беззащитную жертву — маленькую плотичку-сорожку или сопливенького ерша и с ходу заглатывает их.

Ранним утром особенно явственно слышится дыхание реки и дыхание недалёкого моря. Ощущаются даже запахи недавно прошедшего дождя. Но пахнет не дождь, пахнет напоённая влагой листва. В будоражащей смеси запахов остро выделяется прянолекарственный аромат диких полевых цветов и трав.

А поднимется повыше солнце, придёт ветерок, затарахтят моторные катера — и очарование раннего утра бесследно исчезнет.

Когда «Ласточка» вышла на речной простор, раннее утро только зарождалось. И акварельные нежные краски неба и пушистых розоватых от солнца облаков были ещё свежи.

— Сегодня пойдём не фарватером Двины, — сказал боцман, — и не к взморью, а вверх по реке, между островами.

В пути Степан Иванович вспомнил:

— Послушай, Вяч, позавчера я тебе дал задание отремонтировать кранец. Плохо ты его отремонтировал, братец, никуда так не годится. Давай-ка, доведи дело до конца.

Боцман поднял с борта сплетённый из верёвок кранец и подал Полянкину.

— И вот тебе игла и прядено. Действуй!

Вяч положил кранец на колени и принялся за работу. Вскоре Степан Иванович поймал его унылый взгляд.

— Ну что, Вяч? Всё сделал?

— Не-ет, — тоскливо произнёс матрос. — Мне бы нож…