Её звали Лёля

– Мамочка, что ты! – Лёля бросила вещмешок со своими гражданскими вещами на землю и кинулась к матери. Села перед ней на корточки и положила голову на колени. Стала по спине гладить:

– Мамочка, не волнуйся, всё будет хорошо. Я обязательно вернусь. Вот отомщу фашистам проклятым, и вернусь!

– Да, да, дочка, я… верю. Просто… какая ты у меня вдруг стала взрослая, – утирая слезы и стараясь улыбнуться, сказала Маняша. Глядя на короткий ёжик светлых волос на голове Лёли, она осторожно провела по нему ладонью.

– Видела, какой у меня теперь ёжик? – весело сказала Лёля. – И правильно! Где я там буду своей косой заниматься! Ой, мама, ты не представляешь, что там в военкомате было! На полу по щиколотку волосы. Разноцветные все, волнистые и ровные, а сколько рёву было! Вот какую ни возьми, сидит на стуле и плачет.

– Ты тоже? – улыбнулась мать сквозь слёзы.

– Я? Вот ещё! – гордо вскинула голову Лёля. – Это у них мелкобуржуазные привычки сказываются. Трудно расставаться со своим имуществом. А я – комсомолка, раз Родина сказала: надо, значит, надо! И нечего сопли распускать!

Маняша смотрела, как хорохорится её младшенькая, а сама вспоминала, сколько времени Лёля любила раньше проводить, ухаживая за своими русыми длинными волосами. Сушила их, расчесывала, заплетала в косу. Это был предмет её девичьей гордости, и вот он остался теперь где-то там, на пыльном дощатом полу военкомата, попираемый ногами. Жаль…

– Ну, да ничего! Новые отрастут! – сказала Лёля. И вдруг, погрустнев, добавила. – Мамочка, а я ведь я теперь боец Красной Армии. У меня вот, – она достала из нагрудного кармана и показала, – книжка имеется. И знаешь, я ведь попрощаться пришла. Нас переводят на казарменное положение. Будут учить дальше.

– Так ты же курсы окончила? – удивилась мать.

– Это да, только теперь надо уставы учить, стрельбе, штыковому бою, маршировать, различать вражескую технику и всё, чему бойцов учат.

– Господи, как же ты, кроха такая, будешь с винтовкой-то обращаться? Она же почти с тебя ростом, – сказала мать. – И тяжелая ведь, сколько в трёхлинейке-то? Помню, в Гражданскую однажды держала в руках. Ох, тяжесть! Почти пять кило!

– Ничего, мамочка. Я справлюсь, – уверенно сказала Лёля.

– Ты хоть с Тёмой-то своим попрощалась?

– Не успела, – сказала печально девушка. – Я из военкомата сразу сюда. Вот, вещи свои гражданские принесла. Сказали – взять отрез на портянки, носки, исподнее, полотенце с мылом. Это на всякий случай, так-то выдать должны, но нам, девушкам, поблажки маленькие разрешили. Зря, конечно. Мы ведь такие же бойцы, как и мужчины. Ну, да ладно. Приказы не обсуждают.

– Так что же ты с Тёмой? – Спросила снова мать. – Нехорошо будет, если ты уедешь, с ним не попрощавшись.

– Мамочка, так нам дали времени всего до утра, а уже вечер почти. Я пока к нему сбегаю, пока вернусь, а вставать очень рано: велели в семь ноль-ноль быть уже возле военкомата, – сказала Лёля. В глазах её было столько грусти, что матери стало жалко дочку, но чем помочь, она не знала.

– Добрый день, – вдруг послышалось от калитки. Женщины повернули головы. Во дворе стоял… Артём собственной персоной. Взвизгнув от радости, Лёля, мгновенно позабыв, что она теперь суровый боец Красной Армии, задача которого приказы исполнять, рванула к Тёме, да торопилась так, что с левой ноги слетел сапог и прыгнул куда-то в заросли малины. На секунду запнувшись, девушка сбросила второй и кинулась босиком к парню.

Он едва успел её подхватить и обнять. Они принялись целоваться, позабыв о матери, которая осталась во дворе. Смотрела на них и улыбалась.

– Простите, Мария Матвеевна, – сказал смущенно Тёма, когда Лёля его отпустила и теперь стояла, прижавшись к нему и положив голову на грудь.

– Ничего, дело молодое, – улыбнулась женщина. – Лёля, веди гостя в дом, за амуницию свою подними, чего разбросала.

Дочь, красная, словно вареный рак, поскольку впервые в жизни при матери позволила себе проявить столько эмоций к парню, спешно взяла один сапог, отыскала второй и, коротко бросив Артёму «пойдем», прошла в дом. Там она попросила его располагаться в гостиной, а сама вернулась во двор с ведром – ноги помыть.

– Ты знаешь, Лёля, – сказала мать, поднимаясь с табурета. – Меня тут соседка звала в гости чай пить. Говорит, ей прислали откуда-то варенье вишневое. Очень вкусное. Вот, пойду, поболтаю. А вы тут пока с Тёмой поговорите. Да, там Володя спит. Смотрите, не разбудите. А если проснется, каша для него в печке, в чугунке.

– А когда ты… вернешься?

– Ну, не знаю. Мы с ней давно не виделись, – улыбнулась мать на откровенно смелый вопрос дочери. Сняла передник, в котором поливала помидоры, вымыла руки и ушла. Едва калитка за ней, скрипнув, затворилась, Лёля мигом бросилась в дом, едва только успев отмыть от пыли свои маленькие ступни. Благо, калоши прихватить успела.

Глава 50