Стадион шумел, предвкушая решеющее состязание по фалангомахии, повсюду бурно обсуждали предстоящую схватку, громко, споря о том, кто лучший из атлетов и какой полис возьмёт верх. Зрители с удовольствием побились бы и об заклад, но в Калаиде в это приравнивалось к святотатству и каралось четырьмя годами рабства, так что даже самые заядлые игроки держали себя в руках. Хилон с друзьями проталкивались сквозь толпу, отвечая на приветствия знакомых. У скамей, пестревших разноцветными одеждами атлетов, они расстались, и Хилон принялся искать глазами сограждан, но тут его окликнулипо имени. Обернувшись, он увидел своего друга Эолая из Сенхеи. Голубой с жёлтым гиматий изящно драпировал невысокую поджарую фигуру сенхейца, а голову украшал сельдереевый венок за короткий бег. Эолай радостно улыбался, указывая на свободное место на скамье рядом с собой.
– Прости, до сих пор не было случая поздравить, – сказал Хилон, усевшись. – Я успел к последнему забегу – ты держался молодцом.
– Благодарю, друг мой, – живое, подвижное лицо со смешливыми морщинками вокруг лукаво поблескивающих глаз светилось весельем. – Ты же помнишь: я всегда был самым проворным из всех учеников старого Тимокрита.
– О да, особенно когда речь шла о побеге от садового сторожа или смотрителя винного погреба.
– Да, я действительно не жалел ног, когда дело касалось блага моих друзей, в отличие от тех, кто был скор только в поедании добытого. Помню, только соберешься чем-нибудь закусить, а стол уже почти пуст.
– Ты должен винить в этом только себя. Ты никогда не успевал поесть потому, что твой рот был постоянно занят винным кувшином, – ответил Хилон и приятели рассмеялись.
Эолай учился у Тимокрита Сенхейского вместе с Хилоном и Тефеем. Поначалу ни Хилон, ни Тефей не обращали особого внимания на низенького невзрачного юношу, сына мелкого торговца, но узнав его получше, приняли в свою компанию. Про Эолая шутили, будто он задумывает очередную проделку, даже когда спит. О его дерзких проказах, в которые он нередко вовлекал и друзей, среди сенхейской молодёжи ходили легенды, а некоторые проделки со смехом обсуждались даже в народном собрании. Не всё сходило Эолаю с рук и ни один из учеников Тимокрита не получил столько ударов учительским посохом, но, при всей своей строгости, старый философ любил быстрого мыслью и скорого на язык юношу, выделяя его среди прочих учеников. Из гимнастических упражнений Эолай любил короткий бег, утверждая, что на длинной дистанции побеждает мул, а на короткой – скакун. На площадке для борьбы или кулачного боя он ничем не выделялся среди прочих, но большую ошибку совершал тот, кто хотел обидеть щуплого юношу. В глаза обидчика летел песок, в голову – камни, палки и вообще всё, что попадалось под руку, а сам Эолай, выждав случай, налетал на врага как вихрь, нанося один или два не совсем честных, но очень болезненных удара. Больше всех пострадал большой, сильный, но не очень умный юноша по кличке Бык, сын торговца зерном – пущенная с пригорка телега с брюквой надолго отправила его в руки лекарей, и лишь заступничество Тефея спасло Эолая от неприятностей. Впоследствии Эолай доказал, что не зря был любимым учеником Тимокрита. Он начал произносить речи в суде, став известнейшим оратором. Насмешливые, колкие речи Эолая изучали в гимнасиях и читали на площадях, а его меткие изречения ходили по всей Эйнемиде. Когда он опубликовал сборник сатирических стихов, списки с них стоили по тридцать драхм, что было ценой взрослого раба – подороже иных поэтов древности.
– Ну что ж, – сказал Эолай, отсмеявшись, – ты всё такой же, как раньше и, надеюсь, останешься таким даже в Чертогах Урвоса. Вам вместе будет интересно: оба высокопарные зануды со страстью к геометрии.
– А ты, Эолай, боюсь станешь первым, кого Приемлющий Всех отвергнет за тот шум, что ты вечно производишь. Будешь тенью скитаться по лесам и полям, завывать и предвещать беду.
– Знаешь, а ведь это недурно. Леса, поля и до дрожи напуганные смертные – прекрасно! Куда лучше подземного чертога, где вы с Урвосом без конца рассуждаете о красоте и совершенстве равностороннего треугольника. Хотя, конечно, я предпочёл бы летучий корабль Аэлин с шёлковыми парусами, лебедиными крыльями, командой из прекраснейших девушек и юношей. Вы в Анфее разбираетесь в делах Аэлин. Как думаешь, возьмёт она меня?
– Только если сумеешь стать прекрасной девушкой, раз уж до сих пор не получилось стать прекрасным юношей, – сказал Хилон и оба рассмеялись вновь.
– Да уж, сам не пойму, почему я так рад видеть такого несправедливого ко мне человека. Ну что, готов смотреть состязание? Вы в этом году боретесь за главный венок, поэтому готов спорить, твоё сердце принадлежит Филисиям. Или, лучше сказать, не Урвософорам.
– Чем меньше урвософорцам, тем лучше нам, но я за сильнейшего. Думаю, венок достанется им. Помнишь состязание четырёх против Лаиссы? Такое нужно показывать молодёжи.