Эгоист

Ульям вздрогнул, а потом так крепко обнял ее и прижал к своей груди, что она едва не задохнулась. И тут же овладел ее губами агонизирующим, таким дурманящим поцелуем, что она снова вспыхнула. Еще и потому, что вновь обхватив ее за талию двумя руками, он толкнул ее к себе. Трение повторилось. Шарлотта задохнулась от накатившего на нее блаженного трепета, вцепилась ему в шею и не смогла сдержать протяжного стона, который сорвался с губ, но он не позволил ему вырваться на свободу, поглотив собственными жадными устами. Господи, она не просто тонула в нем. Уже имея некоторое представление о том, что может произойти, она все же не была готова к тому, что он делал сейчас. Опалял, ошеломлял, не оставлял в ней ничего, что принадлежало бы ей. Принадлежало ему.

Теперь между ними не было не только многочисленных слоев одежды. Впервые между ними не стояли горечь и боль. Она хотела раствориться в нем и остаться там навсегда. Потому что любила, потому что не представляла, как жить без него. Как она все эти годы жала и смотрела, как он уходит с другой? Уходит, чтобы заглушить боль разбитого сердца и потерю отца. Она отдала бы все на свете, чтобы исцелить его сердце, чтобы это сердце принадлежало ей. Но у нее были только эти мгновения, которые она не собиралась променять ни на что.

Да, прежде она любила его образ, а теперь она знала, каким он был настоящим. Не только огненным, внимательным и страстным. Он был самым необычным из людей. Даже во время этого глупого ухаживания, что она предложила ему, не отвернуло ее от него, ведь в какой-то степени она боялась обнаружить в нем того повесу, который всегда уходил. За это время она узнала то, что привязало ее к нему еще крепче. То, что делало его близость, его поцелуи до смерти необходимыми. Без которых она уже не представляла свою жизнь.

Его руки спустились на ее бедра. Шарлотта почувствовала прохладу ночи, когда ткань ночной рубашки и пеньюар задрались еще выше, обнажив ее ноги. Его руки согнули ее ноги в коленях настолько, чтобы она еще точнее опустилась на него, прямо на эту непостижимую твердую, как камень выпуклость. У нее перехватило дыхание. Его пальцы погрузились в мягкость ее бедер, он потянул ее на себя, и снова это умопомрачительное скольжение, которое вырвало из нее почти все дыхание. И снова по телу прокатилась такая мучительная судорога, что она обессиленно рухнула ему на грудь, не переставая дрожать.

А он не переставал целовать ее, держал за бедра и двигал в таком убийственном ритме, что потемнело перед глазами. Она не просто задыхалась. Шарлотта боялась потерять сознание от того, что в ней с пугающей стремительностью нарастала сила мощнее и пронзительнее, чем то, что нахлынуло на нее в прошлый раз.

Его движения не прекращались, в какой-то безумный момент он сам задвигался с ней, издав глухой стон, когда она особо тяжело опустилась на него. Шарлотта горела. Взяв его лицо в свои ладони, она поцеловала его с такой яростью и потребностью, какую никогда не подумала бы обнаружить в себе. Огонь внутри не просто нарастал. Она чувствовала, как дрожит Уильям. Будто все это действовало на него так же сокрушительно, как и на нее.

Реальность отступила, было только это захватывающее скольжение, которое возносило ее всё выше. В какой-то момент ей показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Она вцепилась ему в плечи, ощущая под тонкой материей рубашки его вздувшиеся, напряженные как камень мышцы. А потом ее обдало жаркой волной. Мышцы живота сократились. Ее тело содрогнулось, пронзительное наслаждение обрушилось на нее, захватив в плен каждую клеточку, каждый нерв. Она не переставал содрогаться, держа его лицо в своих ладонях, и не могла перестать целовать его, любя его всем сердцем и душой.

Когда все стихло, Уильям заглянул в затуманенные, самые завораживающие темно-серые глаза на всем белом свете, пораженный тем, что сумел вынести все это и не сойти с ума. Но снова, как и в прошлый раз, имело значение только ее наслаждение, только ее чувства. Он млел не только от того, с какой удивительной жаждой и ошеломляющей искренностью она шла им навстречу, расцветая перед чувствами, которых никогда не испытывала. Он снова был поражен тем, что сумел доставить ей удовольствие. Сумел подарить ей мгновения, которые они оба никогда не забудут. Что бы ни произошло.

Шарлотта перестала дрожать, погладила его по щеке, пройдясь пальцами по его бакенбардам, и в какой-то безумный момент улыбнулась ему. Как будто была счастлива.

Уильям был потрясён до глубины души. Такого он никак не ожидал, не думал, что действительно сумеет сделать ее счастливой. Но еще больше не ожидал, что сам испытает чистое, незамутненное счастье, когда смотрел на ее раскрасневшееся лицо, лучистые глаза и эту божественную улыбку. Господи, он не просто любил ее. Он сходил по ней с ума и знал, что от этого ничто не излечит его.

Уильям привлек ее к себе и поцеловал ее улыбку, а потом подхватил ее на руки и встал.

— Я говорил тебе, какая ты божественная?

Она залилась румянцем и покачала головой.

— Нет.