— Клара согласилась его выслушать, — сообщила она сэру Уилоби, который тотчас подскочил к ней. — Она говорит, что душевно расположена к нему, уважает его, считает искренним своим другом, умным человеком, настоящим ученым и превосходным альпинистом. Она верит, что вами движут самые лучшие побуждения. Это мне ей внушить удалось. Боюсь, однако, что я мало продвинула интересы мистера Уитфорда.
— Все же она согласилась его выслушать, — сказал Уилоби, ухватившись за это сообщение, которое должно было нанести смертельный удар его другу Горацию.
— У нее не было другого выхода. Вы так повернули дело, что она проявила бы себя совершенной дикаркой, если бы отказалась.
— Итак, вы не верите в благоприятный исход?
— Не верю.
— Она согласна его выслушать — и то хорошо.
— Боюсь, что вам этим придется удовольствоваться.
— Посмотрим.
— «Ради общего спокойствия, — сказала она, — я согласна сделать все, что в моих силах». Быть может, у джентльмена с хорошо подвешенным языком и был бы шанс на успех. Она полна готовности пойти вам навстречу.
— Бедняга Вернон совсем не умеет говорить с женщинами! По милости прекрасного пола, сударыня, мы вынуждены быть либо пауками, либо мухами, и тот из нас, кто не способен соткать свою собственную паутину, старается хотя бы не угодить в чужую. К тому же Кларе известна его предыстория, и это вряд ли послужит ему на пользу. В каком была она состоянии, когда вы их оставили вдвоем?
— Не в блестящем — как слегка запылившийся фарфор. У нее даже появилась какая-то угловатость, как у деревенской девушки, у которой еще сохранились мальчишеские замашки, — от благовоспитанной девицы не осталось и следа! Я не подозревала в ней такой застенчивости. Вы не должны забывать, сэр Уилоби, что она послушна вашей воле и сделала все, чтобы ее исполнить. Право, на мой взгляд, она в некоторой мере загладила свой проступок. Если она виновата, то раскаивается, и вы не должны слишком уж стоять на своем.
— Я намерен настаивать, — сказал он.
— О, да вы не только филантроп, но и деспот!
— Неужто?
Против такой репутации он не возражал.
По газону брел доктор Мидлтон, и Уилоби поспешил к нему навстречу, чтобы сбить его со следа. Когда миссис Маунтстюарт прошествовала в гостиную, Уилоби покинул достопочтенного доктора и принялся прогуливаться вокруг беседки, где, по его расчетам, эта парочка простофиль должна была уже отлепетать свое. А вдруг им удалось прийти к согласию? Что ж, он и это в силах вынести. С трудом, но вынесет.
Уилоби обошел кустарник и обнаружил, что увитые виноградом шпалеры украшают пустую беседку! Бедняги, видно, очень скоро убедились в своей неспособности разыгрывать голубков. В надежде настигнуть Клару, пока та еще не остыла от досады, которую в ней должно было вызвать нелепое объяснение, он, не теряя времени, направился в гостиную. Сейчас он ее уведет подальше от людей и со всей страстью и настойчивостью, на какую только способен, предложит ей единственную альтернативу. Зачем он раньше не дал воли красноречию влюбленного, вместо того чтобы бесплодно метаться между соображениями стратегии и гордостью? Увидев себя в воображении свободным от гнета уязвленного самолюбия, он почувствовал, что способен подняться на героические вершины страсти. А нынешнее состояние благодарной умиленности, в каком пребывала Клара, позволяло ему надеяться растопить ее сердце до конца. С этой-то надеждой, уверенный в том, что сейчас ее встретит, Уилоби и шагнул из сада в гостиную.
Но, едва переступив порог, он понял, что попал в западню: здесь, с разверстой пастью, его ожидал столь ненавистный ему свет. Говорят, что в критическую минуту человек больше всего бывает самим собой. Это речение вполне приложимо к сэру Уилоби: когда ему угрожала опасность, он становился трижды самим собою, в самом себе черпая вдохновение. Леди Буш, леди Калмер, миссис Маунтстюарт и мистер Дейл, несмотря на всю их несхожесть, составляли одно гигантское око, в котором Уилоби читал, как в книге. И в этом страшном оке коллективного Полифема{73} он прочитал, что его проклятая тайна всем известна. Итак, судьба против него. Да, он был в самой пасти света, в самых его зубах! На этот раз он даже поверил, что Летиция его выдала. Раскланиваясь с леди Буш и леди Калмер, галантно пожимая им кончики пальцев, отвечая на их лукавые ужимки и взгляды и направляясь к креслу, в котором сидел мистер Дейл, он уже перебирал в голове защитные меры, к которым следовало прибегнуть. Он не хотел оставаться наедине с отцом Летиции и прикидывал, каким образом обратить его присутствие себе на пользу.
— Счастлив вас видеть, мистер Дейл! Не вставайте, прошу вас. — И сэр Уилоби твердой рукой вновь усадил мистера Дейла в кресло. — Кого мы должны благодарить — природу, взявшую наконец свое, или медикаменты, взявшие верх над природой? Одно, впрочем, не исключает другого. Надеюсь, вы привезли нам назад свою дочь?
— Нет, сэр Уилоби, я не привез ее с собою. Я с ней не виделся с тех пор, как она сегодня утром вернулась домой из Паттерн-холла.
— Вот как? Летиция нездорова?
— Не знаю. Она уединилась.