— Есть кое-что, чего ты никогда не понимал, — я не играю.
— Нет? Тогда говори со мной открыто, Бриана. Давай обсудим, что у нас на уме.
Бриана нахмурилась, стараясь скрыть тревогу:
— О чем ты?
— О нас.
— Не о нас, если ты не имеешь в виду Эвана и меня.
— Нет, я имею в виду Джейка и тебя. Но если ты не можешь заставить себя взяться за эту тему, начни с твоей внезапной страсти к футболу.
Едва заметная улыбка тронула ее губы и сразу нашла отклик в душе Джейка: она была чертовски хороша, он до боли желал ее.
— Ты боишься оставаться наедине со мной.
Их глаза встретились, и какое-то чувство, вспыхнувшее еще много лет назад, опять пролегло мостиком между ними. Он ощутил, что с ней что-то происходит.
— Может, и боюсь. — Ее тихий голос напомнил ему, как она лежала под ним, напомнил ее распущенные шелковые волосы и ее тело, мерцающее на его подушках, готовое отдаться.
— Почему? — спросил он глухим, осипшим голосом. — Я никогда и ни к чему не принуждал тебя, Бриана. Думаю, что доказал тебе это в тот вечер, когда ты назвала меня Эваном. Если помнишь, я остановился еще до того, как ты поняла, что я не тот, за кого ты меня приняла.
Она слегка покраснела:
— Ты действительно никогда не принуждал меня.
— Тогда почему ты боишься оставаться со мной наедине?
— Потому что ты выводишь меня из равновесия, — прошептала она, глаза ее смотрели укоризненно. — Двусмысленность, Джейк! Хорошее кажется плохим, плохое — хорошим.
— Вроде занятий любовью?
— Да.
— Ты считаешь, это плохо?
— С тобой.
Она смотрела в сторону, на пламя свечи.
Он едва удержался от того, чтобы взять ее лицо в ладони и заставить смотреть на него. Он хотел услышать ее ответ. Ему это было необходимо.
— Бриана! — он стиснул зубы. — Ты не принадлежишь Эвану.
Этого еще не хватало! Ее взгляд метнулся к нему.
— Я знаю это лучше, чем кто-либо. Я не принадлежу ни одному мужчине. И никогда не буду принадлежать.
Такой неистовой реакции он не ожидал. Ему захотелось заглянуть в неожиданно возникшую в ее броне трещинку.
— Я принадлежу только себе, — уточнила она тихо. — Даже если я когда-нибудь выйду замуж, то буду принадлежать только себе. Если я верна мужчине, то не потому, что он моя или я его собственность, а только потому, что не хочу никого другого. — Опять ее глаза полыхнули золотисто-зеленым пламенем.
— Если ты принадлежишь себе, Бриана, — отозвался он, наклонившись вперед, чтобы глубже заглянуть в эти глаза, — тогда будь верна себе, когда отвечаешь на этот вопрос. Ты хочешь только Эвана?
Сердце Джейка сжалось от страха, что она сейчас уйдет и это будет окончательным ответом на его вопрос.
Но она не поднималась. Казалось, даже не дышала.
— Если ты подразумеваешь близость, — наконец прошептала она, глядя на него широко открытыми глазами, — тогда, я полагаю, нет.
Из самой глубины его души поднялась волна, лишая его и голоса, и дыхания. Показалось ли ему, что она хочет его, или он поторопился с заключением, выдавая желаемое за действительное?
Они были не в силах отвести глаза друг от друга; каждый удар их сердец разрушал одну преграду за другой.
Бриана ужаснулась тому, что только что сама признала: Эван не был тем единственным мужчиной, о котором она мечтала. Точнее сказать, она не была теперь уверена, что вообще мечтала об Эване.
Вошел официант с подносом и поставил перед ними ароматные швейцарские бифштексы, картофель, салаты. Бриана раскладывала салфетку на коленях и вежливо улыбалась стройному официанту, пока он открывал вино и разливал его по бокалам, но мысли ее были очень далеко отсюда.
Почему, мечтая в душе о близости с одним мужчиной, она решила сблизиться с другим? Это не отвечало ее планам на будущее. А уж либеральничать сейчас с Джейком было бы верхом глупости: с тех пор как он прочел ее письмо Эвану, отношения между ними были достаточно напряженными — он не должен знать ее личные секреты.
Но он знал.
Через минуту официант опять оставил их наедине с приглушенной музыкой. Бриана принялась за бифштекс, но в это время Джейк нарушил тишину:
— Если я правильно понял, ты хочешь меня так же, как и я тебя. Но тогда что нам мешает?
Она едва не поперхнулась, но, коснувшись губ льняной салфеткой, справилась с этим: удушье же лучше, чем очередная капитуляция под его взглядом.
— Если я и думала о тебе, — ответила она голосом слабым и дрожащим, убеждая этого безумца, — так только с содроганием. Вспоминала тот вечер. То заблуждение. Ту ошибку.
— Заблуждение, из которого я слишком поторопился тебя вывести.
Она подняла на него глаза, не желая признавать очевидное: она тоже не хотела, чтобы он останавливался. Что с ней случилось? Ошеломленная, она спросила шепотом:
— Поэтому мы не можем забыть? Потому что не… не закончили?
У Джейка был странный взгляд, будто он колебался, принять ли такое объяснение.
— Есть единственный выход, — он наклонился вперед. — Мы должны закончить начатое.
Он снова, поняла она, делает так, чтобы неправое казалось правым. Она решительно покачала головой.