Его Высокоблагородие

— Ты сильно ошибаешься… — не скрывая своего раздражения, возразил я. — Его просто приказали уничтожить. А мотивом приказа были те самые гигантские средства, аккумулированные на зарубежных счетах. Кое-кому была очень выгодна смерть последнего русского самодержца, как раз для того, чтобы прикарманить его миллионы. Да что там, миллиарды — это если учитывать средства, вложенные в экономику некоторых стран. А отдали этот приказ именно те, кто устроил кровавую мясорубку под названием революция. И это совсем не веками угнетаемый русский народ. Думаю, ты сама догадываешься, о ком речь. Таким образом, далеко не факт, что на счетах найдется хотя бы пара копеек.

На самом деле, я толком не представлял, по каким причинам большевики отправили в расход царя и его семью. Черт его знает почему; не одно копье историками и иже с ними по этому поводу сломано. А Кет я озвучил ту версию, которая больше подходила к нашей ситуации. Чтобы сильно губу не раскатывала.

— Может быть, ты и прав, — задумчиво согласилась Кет. — Но проверить стоит. И все-таки чем ты займешься? Ну не верю я, что капитан фон Нотбек опять с головой окунется в безнадежную борьбу с красными.

— Не знаю, — делиться своими намерениями с ней у меня не было никакого желания. — Время покажет.

— А я устала от всего, — неожиданно искренне сказала Кетеван. — Очень устала. Ты точно сейчас хочешь уйти?

— Да. Так будет лучше для нас обоих.

— Тогда иди, — сухо отрезала Кетеван. — Я буду здесь вплоть до самого отплытия. За билетами можешь зайти завтра пополудни.

Признаюсь, по возвращению в пансион я ожидал более эмоциональной встречи от Ясмины. Черт побери, а какая реакция должна быть со стороны женщины, если любимый мужчина целый день шлялся непонятно где, а вернулся весь в дырках и едва живой? Правильно, бурная, плавно переходящая в скандал. Я даже приготовил отповедь в стиле: знай свое место, женщина.

Но никакой истерики, причитаний, слез и прочих проявлений женской эмоциональности не последовало. Ясмина обработала мне раны какой-то пахнущей алоэ мазью, наложила свежие повязки, забрала в стирку окровавленные вещи, а потом как ни в чем не бывало подала ужин. И все это без каких-либо комментариев на тему случившегося.

— Ты почему молчишь? — не выдержал я.

— Не молчу… — быстро отозвалась она и налила мне в бокал темно-красного густого вина.

— Вот, выпей. Когда потерял много крови, полезно такое пить.

— Злишься?

Ясмин потупилась и смолчала.

— Говори.

— А как ты думаешь? — ответила она вопросом на вопрос. — Конечно, злюсь. Но не на тебя.

— А на кого?

— На того… — гречанка показала пальцем на проглядывающие из-под моего халата бинты.

— На того, кто это сделал, — тут она добавила несколько экспрессивных выражений на греческом языке, яростно сверкнула глазами и зловеще пообещала: — Убью его! Застрелю прямо в сердце! Только скажи, где его найти.

Я невольно улыбнулся.

— Что ты смеешься? — возмутилась гречанка. — Не веришь?

— Верю, верю, — поспешил я ее успокоить. — Но нет нужды. Я сам справился.

— Хочу как можно быстрей уехать отсюда, — неожиданно призналась Ясмина. — Если с тобой что-нибудь… В общем, не переживу этого.

— Через неделю уедем. А пока буду стараться, чтобы со мной ничего не случилось.

— Обещаешь, что будешь осторожным?

— Да. Насколько это возможно.

Глаза гречанки вспыхнули радостью, она крепко поцеловала меня в губы и шепнула:

— Верю тебе. А сейчас ложись спать.

Лег, конечно, потому что уже практически терял сознание от усталости. Да и литр красного вина, употребленный для поправки здоровья, бодрости никак не добавлял. Правда, с желанием сразу заснуть я расстался еще загодя; слишком многое надо было обдумать и сопоставить.

Для начала…

Стоп, о чем это я?

А-а-а, вспомнил, о вариативности личностных намерений…

Да что за идиотизм?

Почему идиотизм? Считай, как в колею попал. Теперь только вперед, влево-вправо уже не вырулишь…

Тут я понял, что скатываюсь в откровенный бред, и сразу же провалился в сон.

ГЛАВА 24

Бывшая Османская империя. Константинополь. Пера

5 февраля по старому стилю. 1920 год. 09:00

Проснулся я около девяти утра, а если точнее, то меня разбудила Ясмина. Утренняя перевязка прошла благополучно. Раны закрылись, воспаления не было, да и чувствовал я себя довольно неплохо. Довольно неплохо, но только для того, чтобы нежиться в кресле-качалке в саду под зимним солнышком. Однако подобное времяпровождение, по крайней мере до вечера, мне не светило, потому что на одиннадцать часов дня на «Димитрии» была назначена встреча для обмена золота в свободно конвертируемую валюту. Кто же знал, что меня разделают как бог черепаху? А отмена рандеву может быть воспринята неоднозначно, так что придется идти.

Верней — ехать.