Его Высочество Ректор

Все кончено… все кончено… — крутилось в голове.

Я ведь не прощу измены. Я не их тех, кто прощает. И не делюсь своим.

Оказавшись на танцполе, оглушенная музыкой, я закачалась, запрыгала в волнах убойного ритма, понеслась в никуда… вытянулась всем своим существом в черную, кружащуюся вокруг меня грохочущую дыру.

Начхав на все, Майлс полетел в эту самую дыру вместе со мной, прихватив совершенно ошалевшую Ксюху, и не было в этом мире больше ничего — ни боли, ни страданий, ни подлых измен…

Саймолова может идти к черту. Потому что сегодня я отмечаю конец учебного года. И конец своей любви. А, может… попрыгаю еще пару танцев и, вообще, конец всего…

Черт, где бы выпивку взять…

Попятившись, я просочилась сквозь дрыгающиеся тела и вдруг оказалась на улице — на пустой тропинке, освещенной открытым окном танцевального зала… И дала себе волю — разревелась, по-девчачьи закрывая лицо и вздрагивая плечами.

— Ты что творишь? — сквозь слезы лицо Самойловой казалось круглым и белым, как луна. — Ты мне все испортила, дрянь! — схватив меня за грудки, Катька трясла меня, как мужик другого мужика перед дракой. — Все испортила!

Мне вдруг стало истерически смешно… Какая она смешная…

— Кать… серьезно… Это же невыносимо… Отпусти, Кать…

Размахнувшись, она вдруг залепила мне звонкую пощечину. Такую звонкую, что у меня на мгновение заложило в ушах.

И я вдруг поняла, что натворила.

О, боже.

— Я послала его к черту, — прошептала я, с ужасом глядя в глаза нависающей надо мной Самойловой, готовой ударить меня еще раз.

— Мне плевать, кого ты куда послала, — прошипела она. — Я отомщу тебе, по любому, так и знай. Да так, что вы оба будете сегодня плакать и никогда не сможете больше…

И замолчала удивленно — так резко за окном прекратилась музыка и наступила звенящая цикадами тишина.

— Минуточку внимания, господа.

Ник. Постучал и говорит в микрофон.

Я стряхнула с себя руки Самойловой и кинулась по тропинке обратно ко входу. Боже, что он задумал… Неужели официально объявит о своем увольнении…

Распихивая столпившихся вокруг танцпола сокурсниц и их кавалеров, я протиснулась к сцене. Надо остановить его… ненормальный… выпил, небось еще…

Ник все еще не видел меня, глядя прямо в стилизованный под старинный, висящий с потолка микрофон диджея.

— Я бы хотел… — он остановился, разглядев кого-то в толпе. — Эй, господин в синем костюме… Вы, вы!

Я не могла разглядеть к кому именно он обращается.

— Я вижу у вас бирку из Дайли Джеральд. Вы не по мою душу пришли?

Все взбудоражено зашептали, а я чуть ни присела в ужасе — нет, он точно пьяный. Господи, не дай ему себя опозорить. Он ведь этого не переживет.

— Подходите ближе, я вас удивлю, — улыбаясь, пригласил Ник все еще невидимого мне журналиста. Через пару секунд тот протиснулся к сцене — маленький, лысый господин обвешанный ленточками с бирками и фотоаппаратом.

— Снимай… — Ник сделал небрежное движение рукой, и фотограф вскинул руку с телефоном, нажав на запись. — Итак, молодые люди, — повторил он, обводя глазами толпу, по привычке слегка хмурясь от шушуканий. — Не далее, как семьдесят лет назад, в этой же самой зале, произошло некое событие, чрезвычайно важное для моей семьи. Мой прадед и, как вы, наверное, уже в курсе, бывший владелец этого поместья, сделал предложение своей будущей жене на глазах у двух сотен приглашенных на благотворительный бал в честь больницы Святого Патрика. Чем несказанно удивил все благородное сообщество — его избранницей была отнюдь не дама высшего света, а заезжая маркитантка из Тулузы.

Он замолчал и поискал глазами в толпе, все еще не замечая меня.

— Своей маркитантке предложение я уже сделал, поэтому это событие не произведет такого фурора.

Вопреки его словам, шушуканья усилились троекратно. А у меня появилось ощущение, будто я за всем наблюдаю со стороны.

— Поэтому я хотел бы просто пригласить свою невесту на танец. Если, конечно, она еще не утопилась в пруду, — он повернулся к диджею и попросил. — Поставь-ка, друг мой, нам что-нибудь… эдакое.

Диджей никак не отреагировал, глядя на него с открытым ртом.

— Невероятно… — громко прошептал журналист, трясущимися руками пытаясь удержать свой телефон. Уже, небось представлял себе нули на чеке гонорара за такой материал.

— Дорогая, где ты? — позвал меня Ник, уже начиная раздражаться.

— Которая из них? — зло спросила я. Толпа расступилась, журналист взвился и крутанулся, целясь в меня своим телефоном и, судя по возмущенным возгласам, наступив на ноги сразу нескольким девицам.

А Ник, наконец, встретился со мной глазами.

— Ну уж явно не та, которую я оттолкнул сегодня со словами «пожалуйста, отвали от меня!» или что-то в этом роде, — ни менее зло ответил он.

Я помолчала, кусая губу. Знала ведь, что бешусь просто так, и что он ни в чем не виноват. Сучка эта, ясное дело, сама запихнула его в кабинку туалета. Уверена, он настолько опешил, что просто не знал, как на такой прямой подкат реагировать. Не бить же женщину.

— Будьте уверены, милорд, я опрошу свидетелей, — сухо сообщила я ему, имея в виду Майлса.

— Сделайте такое одолжение. Так и будем пререкаться на камеру?