После долгой молитвы осиротевшие сыновья отправились на место преступления, где насилу протиснулись сквозь рыдающую народную массу. Узнав их, какой-то старичок обратился к собравшимся, чтобы те пропустили детей погибшего Государя. Толпа почтительно расступилась. Мостовая была устлана цветами и венками. У выставленного образа в почетном карауле стояли часовые. Горе народа, которое в тот момент ощутили братья, тронуло их до глубины души. Вся страна скорбела вместе с ними. Это не могло залечить раны, но придавало сил и веры в то, что страшная жертва, принесенная отцом, была не напрасна.
Скоро тело Александра II перевезли в Петропавловскую крепость. Сыновья шли в траурной процессии без шинелей позади гроба, установленного на колесницу, над которой возвышался балдахин из золотой парчи, увенчанный Императорской короной. Первым шагал Александр III в генеральском мундире с Андреевской лентой через плечо, остальные братья следовали за могучей фигурой нового Императора. Маршрут выбрали длинный, через Васильевский остров, чтобы больше людей могли проститься с Царем-Освободителем. За два с лишним часа скорбного хода Павел выдохся и окоченел. Ноги промокли в тающей, хлюпающей жиже. Хоть погода стояла ясная, мороз и ледяной, пронизывающий ветер не давали забыть, что зима еще не сдала свои права. Но юноша не хотел отставать от старших братьев, которые считали холод и усталость лишь малой платой за то, чтобы почтить память отца, как должно.
Затем Сергей с Алексеем потащили его к молодой вдове, княгине Долгорукой, которой усопший успел даровать титул светлейшей княгини Юрьевской, и которую они впервые увидели, когда крышка гроба навсегда скрыла от мира Александра II. Впечатление от этого визита у Павла осталось самое тягостное. Женщина, которая в одночасье потеряла любовь и защиту дорого супруга и Монарха, беспрестанно рыдала. Порой дама заговаривалась и было ощущение, что она сходит с ума. Особенно грустно было видеть заплаканных маленьких детей. Павел больше не испытывал злости к княгине. Она уже была довольно наказана. И все же он удивлялся Сергею, как тот искренне жалел Екатерину Михайловну. Алексей, возможно, видел в ней такую же жертву обстоятельств и злого рока, как в своей давней несчастной возлюбленной Жуковской. Но Сергей, который вместе с Павлом мог пострадать от Долгорукой гораздо сильнее остальных братьев, проявлял наивысшее благородство и милосердие. Пиц гордился братом и чувствовал себя таким несовершенным в сравнении с ним.
С самого приезда Павел страдал от боли в боку. После осмотра Боткин разрешил ему быть на панихиде, но более никуда не ходить и вообще рекомендовал сразу после похорон вернуться в Италию. Павел пытался упираться, но старшие браться настояли.
Почти сразу же в поезде Павел ощутил некоторое облегчение. Старшие братья невольно задавали такую высокую планку в скорби и сочувствии близким, что в стремлении достичь их уровня Павел немного терял суть происходящего. Теперь один в своем вагоне он мог спокойно оплакать отца. Сын видел пред глазами сцену гибели – взрыв первой бомбы, когда карета Царя почти не пострадала, и Император мог уехать, но вышел чтобы помочь пострадавшим. Павел желал бы, чтобы отец был более осторожен, немедленно покинул место происшествия и остался жив. Но одновременно с этим он восхищался им. Гордость переполняла его за истинно христианский поступок Монарха, за его безрассудную смелость, за благородство, широту души и любовь к вверенному ему Господом народу.
Если бы можно было повернуть время вспять и не произносить всех злых слов, сказанных сгоряча в адрес любимого отца в Риме, на душе Павла было бы спокойнее.
XV
В начале мая у Карновичей на суаре собрались друзья сына Сергея, офицера в отставке, ныне успешно несущего гражданскую службу. Поводом для скромного праздника послужил его день рождения. Среди гостей были братья и сестры именинника, а также его приятели разных мастей – товарищи с гражданскими чинами и бывшие сослуживцы по русско-турецкой войне. У младшей сестры Лели глаза разбегались от всех этих мундиров и эполет, наполнивших их старый дом на Мойке. Девочка весь вечер находилась в легкой ажитации. Ее блестящие темные глаза не могли оставить равнодушным ни одного холостяка в пределах видимости. Лишь ненадолго кавалеры отвлекались обсудить отставки министров, произведенные Александром III, но потом снова возвращались к настоящей жемчужине вечера.