Читаем Его уже не ждали полностью

— Э-э, доленька наша, зачем рабочему человеку теми науками голову забивать? — тяжело вздохнув, сказала молодая, но уже поседевшая ткачиха. — Дай боже, чтобы мой Миколка стал хорошим ткачом. Пан мастер обещал, как минет моему сынку десять лет, к работе его пристроить.

— Лишь бы руки, а мои Стефця и Катруся всегда сумеют поставить заместо подписи крестики, — с горькой усмешкой промолвила другая ткачиха.

— Бойтесь бога, пани! А кто ж за малышами присмотрит, пока мы на фабрике? — отмахнулась третья.

Готовая на любые испытания, Анна стояла на своем.

— Поймите, — горячо уговаривала она матерей, — когда ваши дети овладеют грамотой, они скорее победят людскую злость, насилие. Они не позволят капиталистам и фабрикантам безнаказанно издеваться над рабочими людьми. Они станут хозяевами своей судьбы…

Сначала две-три ткачихи, боясь гнева мужей, тайком стали посылать своих детей «в науку» к Анне. Иные же только молча покачивали головами: мол, все это людям на смех, на наши достатки убогие не хватает лишь академиков.

Как-то одна немолодая ткачиха с искренним недоумением громко спросила у Миколкиной матери:

— И что за выгода пани профессорке без денег голову себе ломать с нашими детьми?

— А доктор Ванек, он что — за гроши их лечит? — ответила ей соседка по нарам.

Доктор Ванек часто заходил в бараки. Не одну жизнь отвоевал он здесь у смерти, не одну семью польскую с украинской помирил, растолковывая людям, кто их истинный враг. Терпеливо разъяснял он и то, почему они должны учить своих детей грамоте.

Верная мечтам Ярослава — просветить многострадальный народ, научить его распознавать врагов, Анна всеми силами старалась передать знания детям украинских и польских рабочих, заброшенным на чужбину. Для них во всей Праге не было ни одной школы, где бы учили на их родном языке.

Ни на минуту не теряя веры в то, что Ярослав жив, Анна часто мысленно говорила с ним: «Как обрадовался бы ты, любимый, увидев, что комната, где я теперь живу, становится школьным классом и дети твоего народа на родном языке читают «Кобзарь» Шевченко и пламенные стихи Ивана Франко. Ведь в нем, Иване Франко, ты когда-то безошибочно угадал бесстрашного борца за счастье тружеников…»

Через три года «школа» Анны уже не вмещалась в квартире Дворжаков. И Анне пришлось снять небольшую квартиру неподалеку от ткацкой фабрики Густава Фольциммера.

<p><emphasis>Глава двадцать первая</emphasis></p><p>МАТЬ И СЫН</p>

В окно брызнул такой поток солнечных лучей, что Славик заслонил глаза ладонью и сел на кровати.

— Доброе утро, мамуся! — радостно воскликнул мальчик, и две веселые ямочки заиграли на его смуглых щечках.

— Доброе утро, сыночек, — отозвалась Анна, хлопотавшая у стола. — Вставай быстрей, а то опоздаешь в школу.

— Разве я проспал? — удивился Славик. Сунув ноги в домашние туфли, он поспешно принялся застилать свою кровать. — Мамуся, пожалуйста, взгляни на часы.

Анна виновато улыбнулась, но не скрыла от сына, что часы опять пришлось заложить. Она их выкупит, как только ей заплатят за уроки.

— Ой, мамуся… — в голосе мальчика прозвучал глубокий укор. — Так вот почему ты вчера за завтраком не хотела съесть хлеб с маслом и яичко… Ты оставила их мне на обед.

— Это ничего, ничего мой добрый мальчик, — проговорила Анна и поцеловала сына в головку. — Вчера мне, сынок, и вправду не хотелось есть. Зато сегодня, вот взгляни, — Анна показала на стол, уставленный разной едой. — Мы с тобой устроим настоящий пир!

— Ба! Даже арбуз? Он к обеду, да?

— Да, мой мальчик. Твоя мама невозможная транжира!

— Моя мама… Моя мама — самая лучшая на свете! — выпалил Славик, обнимая и целуя Анну.

За завтраком Славик молча и усердно выбирал косточки из жареной рыбы.

Вдруг, как показалось мальчику, его мама ни с того ни с сего засмеялась. Может быть, он опять облизывал пальцы? Нет, не облизывал! Ножом резал рыбу? Нет…

— Почему ты смеешься, мамуся? — немного обиженно спросил Славик, отставляя тарелку.

— Так, кое-что вспомнилось мне…

— Что-то обо мне?

— Да.

— Смешное?

— Пей чай, расскажу.

— Можно сладкий?

— Конечно! Целую неделю ты сможешь пить сладкий чай.

— Рассказывай, мамуся.

— Возможно, ты не помнишь. Тебе и четырех тогда не исполнилось. Купила я у зеленщицы арбуз. Ты увидел его и спрашиваешь: «Мамуся, почему он полосатый?» А я не знаю, что ответить тебе, молчу. Тогда ты вдруг: «Его деревья ветками побили». — «Почему ты так думаешь?» — спрашиваю тебя. «А тигры почему бывают полосатыми?» — отвечаешь ты вопросом, и глазенки лукаво поблескивают. «Разве ты забыла, мамуся? Ты же мне книжечку читала. Помнишь? Когда-то очень давно тигр был царем над всеми зверями. Очень свирепый царь, всех зверей обижал. Это видели деревья. И вот один раз они хорошенько отхлестали тигра ветками и выгнали из леса. С тех пор на тигре полоски. И он перестал быть царем». Вот что я вспомнила, и смешно стало.

— Так я же тогда был маленький и глупый, — с достоинством взрослого проговорил Славик, укладывая книжки в ранец. — Знаешь, мамуся, Янек Шецкий обещал дать мне почитать книгу Жюль Верна «Пять недель на воздушном шаре». Ты читала?

— Да, детка.

Перейти на страницу:

Похожие книги