Его уже не ждали

— Вполне, — подтвердил управляющий.

— Мой молодой друг, — сказал барон и положил руку на плечо Калиновского. — Ваш отец был очень умным, деловым человеком. Но вы — гениальны! Да, да. Я восхищен вашим умом. Нужно немедленно отправить пана Любаша в Борислав, пусть он осуществляет наш план, мой гениальный Меттерних!

— Может быть, мы возьмем пана Любаша с собой на охоту? — спросил Калиновский. — Поезд в Борислав уходит только завтра в час дня.

— Да, да, конечно! Возьмем его с собой на охоту, пусть пан Любаш посмотрит, какой у меня замечательный лес, как много там старых дубов, бука, ольхи и сколько там водится кабанов, оленей, коз! — расхвастался барон.

— Пусть смотрит, как вы стреляете, — подогрел тщеславие барона Калиновский. — Знаете, пан Любаш, в прошлом барон был лучшим стрелком в дивизии, а после отставки он — король здешних охотников.

— О пан Любаш, вы увидите, как я стреляю! — не замедлил хвастнуть барон. — Страсак! — позвал он, повернувшись к дверям, ведущим на веранду.

— Яволь, герр барон! — в комнату вбежал рыжеволосый, веснушатый детина и по-военному щелкнул каблуками. Он стоял вытянувшись, словно по команде «смирно». На его лице застыло выражение такого идиотского подобострастия, что Калиновский еле сдержался от смеха. Глаза Страсака плутовато поблескивали, казалось, он хотел сказать: «Почему бы не прикинуться преданным холуем перед дураком, который хорошо платит и кормит?»

Страсак еще в армии был денщиком у барона. Быстро изучив его чванливый характер и поняв, что барон любит подобострастие, Страсак ловко ему угождал. Барону настолько пришелся по душе преданный, ловкий слуга, что, выйдя в отставку, он забрал денщика с собой.

— Страсак, все готово?

— Так точно, герр барон!

— Сколько ружей взял?

— Три, герр барон!

— Захвати четвертое!

— Яволь, герр барон!

— Передай кучеру, пусть запрягает.

— Яволь!

— Ступай!

— Яволь! — Страсак повернулся на каблуке и вышел.

— Майне геррен! — повернулся к Калиновскому и Любашу хозяин дома. — Прошу ужинать, а затем — в путь! Нас ожидает прекрасное развлечение. Поподробнее о том, как укротить хлопов, договоримся в карете. До рассвета будем на месте. Лошади — звери, зорьку мы встретим выстрелами.

Глава пятнадцатая НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА

Охотники, образовав полукруг, притаились в засаде. Раух засел посредине, а Калиновский и Любаш — по бокам, на расстоянии ста шагов от барона. Страсак с двумя гончими ушел далеко в обход, чтобы с другого конца леса погнать зверя на охотников.

Калиновский укутался в мягкий соболий воротник своей зеленой кожаной куртки и довольно улыбался собственным мыслям. Судьба благоволила к нему. Сейчас Анна казалась ему совершенно беспомощной. В кармане у Калиновского лежала телеграмма: какой-то Ванек из Праги уведомлял Анну, что ее мать скончалась от тифа, и просил немедленно приехать.

«Теперь Анна совершенно одинока. Неужели она не поймет, что мое предложение — единственное спасение для нее? Да, другая женщина…»

Людвиг вспомнил, как после ужина, когда охотники направились к карете, баронесса Амалия незаметно вложила ему в руку записку. И, несмотря на всю осторожность баронессы, муж, кажется, успел заметить это.

«Иначе чем можно объяснить внезапную холодность барона? — думал Калиновский. — На все мои шутки, остроты, даже пикантные анекдоты он реагировал сдержанно».

Калиновский сунул руку во внутренний карман куртки — записка баронессы лежала там. Но у него не возникало никакого желания прочесть ее. Мысли Людвига приковывала Анна. Он не мог постичь, как случилось, что он, Людвиг Калиновский, привыкший только властвовать, унижается перед той, которая бросила ему в лицо свое презрение, ненависть. В каком-то неистовом азарте Калиновский поклялся во что бы то ни стало сломить непокорность Анны.

Погруженный в размышления, Людвиг вздрогнул от неожиданного хохота филина, нарушившего дремотную тишь леса. Прицелился и выстрелил. Последовал короткий предсмертный крик его жертвы, и снова воцарилась тишина.

— Фу! Жутко, — съежился Раух, услышав справа от себя хохот птицы, шум крыльев и выстрел. — До чего же зловещая птица! Но — молодец! Отлично расправляется со своими жертвами. Интересно, что Людвиг подстрелил?

Барон вспомнил ужин, холодное равнодушие своей жены к Калиновскому, и снова злоба заклокотала в нем.

«О, ехидна! Как умело притворяется! А я, безумец, осел, развесил уши и думаю: наконец-то она остыла к этому мальчишке! И если бы я не заметил, как Амалия сунула ему в руку записку, поверил бы, что между ними все кончено. О-о, я беспощадно уничтожу ловкого, наглого поляка, этого артиста, хамелеона! Подожди же, я человек действия. Я не поскуплюсь деньгами, чтобы соблазнить твою красавицу жену, отплатить тебе той же монетой!»