В переулке около театра произошел забавный инцидент. Первые полчаса по его окончанию Криндер ощущал в себе яростное возбуждение, и даже прошел дополнительную версту, дабы успокоить сердцебиение. Опосля (очувствовавшись) пришел к выводу, что драка – всего лишь совпадение. Нелепая случайность и он зря явил миру жестокость.
Солнце закатилось за дальние сады, вполне созрели сумерки, однако фонарей ещё не зажигали, по незапамятной дореволюционной привычке экономить керосин. Криндер двигался по тротуару, отбивал зонтом ритм "ум-та-та-та-та": четыре удара по мостовой, один по дереву – вдоль дороги чернели липы. Могучие и гривастые.
Неожиданно от ствола отделилась фигура – выступил человек с маленькой головой, покрытой плоской кепочкой, загородил дорогу. Позади кто-то засопел, донёсся запах перегара и пищевых испарений.
– Что вам угодно? – строго спросил Криндер. Он опять чувствовал себя дворянином в присутствии крепостных. – Примите в сторону. Позвольте пройти!
В ответ кепочка проговорил (неожиданно извиняющимся тоном):
– Накинь рублишко, дядя… на винишко…
Получилось в рифму, и Криндер улыбнулся. Полез за бумажником: "Мужикам не хватило… что я аспид, что ли? Или партийная организация?"
В этот момент появился третий "страждущий" – он держался в тени. Вышел на лунный свет, блеснул железной фиксой.
– И на закусь отслюни, – добавил.
В мозгу Криндера вспыхнула белая звезда, руки и ноги перестали подчиняться голосу разума. Убийца стремительно шагнул в сторону, но, не убегая от кепочки, а напирая на него всем корпусом.
Два пальца Криндер вонзил мужчине в ноздри и поддал сильно вверху. Застонав, кепочка приподнялся на носочках, кукольно взмахнул руками, промычал:
– Мэ…мэ…
Задний мужик (с редкими белёсыми патлами), полез в атаку, не разбираясь в подробностях. Вякнул что-то про "наших бьют" и тут же нарвался на сталь: Криндер ткнул его в шею кончиком зонта – заточенным "шпилем" длинной в половину ладони.
Зонт метил в сонную артерию – такой удар грозил неминуемой смертью, – однако промахнулся. "Шпиль" пробил кожу и мышцы, хлынула кровь, чёрная и отвратительная в лунном свете.
В сторону третьего фиксатого Криндер прошипел:
– Стой сволочь, где стоишь! Запорю гниду!
Фиксатый, вероятно сообразив, с кем имеет дело, попятился и через три шага дал дёру.
Атака была отбита.
Криндер отпустил ноздри кепочки, приказал:
– Рви рубаху! Рви свою рубаху, перевяжи ему горло! Быстро! Сдохнет…
Кепочка стянул через голову рубаху, дрожащими руками начал рвать её на полосы, беспрестанно озираясь. Раненый приподнял голову, что-то проговорил…
Не дожидаясь финала оперы, Криндер ретировался. Нырнул в липовую тень, поправил манжеты и двинулся в обратном направлении, ощущая в душе злость и нехарактерный для него сумбур: что произошло? откуда несвойственная мягкотелость?
Во всяком другом случае он убил бы всех троих… быстро и кратко, позаботившись лишь только об отсутствии улик и свидетелей.
"Неужели старею? – подумал, отсчитывая ритм. – Или флюиды кротости проникают в моё сознание?"
…Существовал компромиссный вариант: Плауман должен был погибнуть – сгореть в автомобиле или упасть с моста в реку, так, чтобы трупа не нашли…
– Но поблизости нет глубокой реки! – возразил портной. – Как же я утону?
Криндер явился на первую серьёзную примерку, пришел заранее, за три минуты. На столе его ждал костюм, смётанный на белую нитку. Брюки висели на спинке стула.
В первую же секунду портной Плауман предупредил, что это будет "костюм фашистского вермахта":
– Крой замечательный, крой потрясающий, – проговорил он. – Я восхищаюсь немецкими портными, но такие костюмы носили они.
– Кто? – переспросил Криндер.
– Фашисты! – портной развернул ладони к небу. – Офицеры вермахта.
– И что? – спросил Криндер.
Плауман пожал плечами:
– Ничего…
– Он будет удобным?
Портной вскинулся:
– Весьма! Уникальный крой! Симбиоз практицизма и стиля. Я очарован этой моделью, пошью на себя нечто подобное.
– Тогда давайте шить, – призвал Криндер, имитируя еврейские интонации.
Час спустя, когда основные вопросы/замеры были решены/сделаны, он сказал:
– Аксаков знает о ваших швейцарских счетах. – Дав собеседнику проникнуться смыслом, спросил: – Какими финансовыми возможностями вы располагаете ныне?
Криндер смотрел портному в лицо, разглядел все эмоциональные трансформации: Плауман вспыхнул, через мгновение, угас, как сгоревшая спичка. Сказал, что денег нет. И не было.
– То есть были, но Ваня Аксаков ошибается. Я дал показания не потому, что хотел сберечь средства. Я был напуган, меня взяли в серьёзный оборот, угрожали родителям. Прокурор предложил сделку: я отдаю ему швейцарские счета на предъявителя и прохожу по делу, как свидетель. Он обеспечивает мне защиту свидетелей, смену паспорта и… и вот я здесь.
– Он оставил вам минимальную сумму?
– Почти ничего.
Поразмыслив, Криндер сказал, что это похоже на паритет:
– И даже на справедливость, в каком-то извращённом смысле. Прежде вы обманывали государство, затем государство обмануло вас.
– Разве прокурор это государство?