Его глаза моментально темнеют от злости, ноздри опасно шевелятся. Не проходит и пары секунд, как Максим притягивает меня к себе и впивается в мои губы. Земля уходит из-под ног, боль в плече теряет свою силу. Всё мое внимание сосредоточенно на влажности и теплоте настойчивого языка, в момент завладевшим моим ртом. Рюкзак выпадает из руки, мое лицо крепко сжимают мужские ладони. Умом я понимаю, что совершаю ошибку, поддаваясь натиску мужчины, которого на дух не переношу. Но соблазн в моем случае оказывается слишком велик… Я не целовалась пять лет и, кажется, совсем не забыла, как это делается. Грубая настойчивость перетекает в легкую степень смятения. Ладони расслабляются, медленно спускаются к моей шее и почти не касаются кожи. Движение теплых губ плавно останавливается и они просто замирают в миллиметре от моих. Медленно поднимаю веки, изо всех сил стараясь напомнить себе, что я собиралась сделать до этого поцелуя, но всё так размыто… Что сейчас было и почему я испытываю необъяснимое влечение к человеку, который насквозь пропитан…грубостью? Черт возьми, что мы обсуждали до этого поцелуя? Что он кричал мне и слышал в ответ?!
Мы смотрим друг на друга в застывшем недоумении.
– Что ты сделал? Зачем ты это…сделал? – Прочищаю горло и делаю пару шагов в сторону. Оборачиваюсь, прижимая ладонь ко лбу. – Зачем ты поцеловал меня?
– Мне показалось, что это успокоит и тебя, и меня, – отстраненно отвечает Максим и поднимает с земли мой рюкзак. – Кажется, получилось.
Не то, чтобы я совершенно не помнила суть нашего конфликта и смысл его грубых слов. Но сейчас вдруг эти минуты, когда мы кричали и позволяли эмоциям брать над нами верх, потеряли былое значение. Как будто ругались мы не минуту назад, а прошло уже лет пять и все слова махом лишились важности.
Заправляю волосы за ухо и неуверенно бреду к машине. Запах сладкой мяты остается на губах, как бальзам, и я невольно провожу по ним кончиком языка. Максим молча кладет мой рюкзак на заднее сиденье. Мы синхронно открываем дверцы и, поймав настороженные взгляды друг друга, как-то неуверенно садимся в машину.
– Домой? – спрашивает он низким голосом, глядя на пустующую дорогу, по обе стороны которой зеленые поля.
– Да, пожалуйста, – полушепотом отвечаю я, вытаращив глаза на одинокое сухое деревце, недалеко от нас.
16
Жар желания плавит мои внутренности. Зачем на мне так много одежды и почему избавляться от нее так сложно?
«Я хочу тебя! Сейчас же!»
Тяжесть мужского тела вдавливает в кровать. Какого черта на мне столько трусов? Я что, украла их в магазине нижнего белья? Смеющаяся улыбка похищает мой взгляд, острые клыки сверкают, как бриллианты. Я чувствую их на своей пламенной коже, поддаюсь вперед на ласковые прикосновения пальцев.
«Кончай, Азалия. Кончай».
Мужской шепот невыносимо сладок. Тянущий спазм мгновенно оборачивается острой, но короткой болью. Это ощущение похоже на вспышку света, которая, погаснув, оставляет в глазах белые пятна.
«Ты вкусная. Мне продолжать, Азалия?»
– Азалия…
«Да… Дальше… Пожалуйста».
– Азалия?
Как же сексуально звучит мое имя в его чувственных устах. Влажный язык ласкает каждую его букву.
– Азалия, проснись!
Мышцы живота сводит. Всё во мне сжимается, очередной горячий прилив уносит в открытое море и я, набрав в легкие воздуха, распахиваю взгляд, чтобы в последний раз увидеть голубое небо… Но сверху мне улыбается Роза с двумя косичками по бокам.
– …Роза? – бормочу я, часто моргая. – Роза?! Что ты здесь делаешь?
Хватаю одеяло и натягиваю до самого подбородка. В животе всё ещё пульсирует спазм, а мышцы влагалища как будто застыли в напряжении. Боже! Если бы сейчас во мне был мужчина, то он, вероятнее всего, пострадал бы.
– Роза… Роза, почему ты здесь?
– Тебе приснился кошмар? – хлопает она ресницами. – Ты что-то бормотала, но я не поняла.
Провожу рукой по мокрому лбу. Об уединенности в своем доме я могу только мечтать.
– Меня бабушка отправила разбудить тебя. Вообще-то, я думала, что ты уже давно не спишь. Потому что обычно ты просыпаешься раньше всех и садишься работать.
– Что случилось? – вздыхаю я, сев на кровати. Чувствую себя безжалостно обманутой. Между ног влажно, низ живота тянет, а секса, как не было, так и нет.
– Бабушка мне ничего не сказала. Азалия, как твои дела с банками?
– Какими банками?
– Которые тебе названивают, а ты потом ругаешься.
– …А-а. Эти! – трясу головой. – Всё так же грустно. Но свет в конце туннеля есть.
– А машина?
– Слушай, я ещё не проснулась, а ты уже сто пятьдесят вопросов задаешь, – стараюсь я улыбнуться. – Схожу в душ и поговорим, хорошо?
Роза кивает и спрыгивает с кровати.
– Тогда, пойду скажу бабушкам, что можно накрывать завтрак.
С улыбкой киваю и, когда племянница выходит из моей спальни, я снова падаю на кровать и в миллионный раз спрашиваю, что я сделала в этой жизни такого, что не заслужила расслабиться даже во сне, черт возьми?
– Даже не говорите мне ничего, ясно? Я эти булки никому не понесу!
– Азалия! – снисходительно смотрит на меня мама.