– Не моя проблема, что бедные и несчастные мужичонки лишены твердого характера и храбрости! Привыкли, что мамочки подносят им всё на блюдечке, а потом самостоятельно сообразить не могут, как подойти к девушке и просто взять её за руку, вместо того, чтобы попусту трындеть!
– Я взял тебя за руку!
– О, да! Затащил меня в тараканью щель под названием «Раздевалка»! Боже мой! Вот это подвиг!
– А что сделала ты?! Поругалась с подругой, вывела из себя бывшего, за что и получила, а потом строила глазки моему другу! И где здесь я, объясни?!
– Что ты привязался?! Не строила я никому и никакие глазки! Просто тебя бесит, что мужчины в твоем окружении легко сходятся со мной в отличие от тебя!
Градус нашей злобы друг на друга достигает критического уровня. Когда Максим повышает голос, на его шее вздувается широкая вена, а у меня такая же появляется по центру лба. Это у меня от папы.
Максим жмет на тормоз и съезжает с широкой дороги. Я уже думаю, что он собирается вышвырнуть меня из машины и оставить здесь на трассе, но автомобиль с заносом сворачивает на узкую гравийную дорогу несется вперед, оставляя позади беспросветный туман из пыли. Когда Максим выжимает тормоз, мое тело устремляется вперед. Если бы не ремень безопасности, я бы точно сломала свой нос.
– Ты в своем уме?! Что ты делаешь?!
– Выходи! – бросает он и хлопает своей дверцей с такой силой, что удивительно, как она ещё держится на петлях.
– Идиот! – ругаюсь я, пытаясь отстегнуть ремень. Боль в плече ноет, в поясница неприятно тянет, будто вот-вот начнутся месячные. – Недоумок! Чтобы я ещё раз согласилась сесть с тобой в одну машину! Никогда! – кричу я, распахнув дверцу. – Слышишь? – выхожу на улицу и с такой же силой хлопаю дверцей. – Даже не вздумай мне больше звонить, приезжать и искать причину, чтобы поговорить, потому что я больше ничего слушать не стану!
– Ты у меня уже поперек горла стоишь, поняла? – орет он, демонстрируя рукой уровень, до которого я его, по всей видимости, достала. – Твоя фривольность зашкаливает! Ты глупа, своенравна и до невозможности упряма! Если бы я не знал твою семью, то подумал бы, что тебя воспитали уличные хулиганы, потому что всё, что ты непревзойденно умеешь делать – врать себе во благо, хамить, истерить и доводить людей до бешенства! Неудивительно, что ты нигде не работаешь, потому что с таким невыносимым характером, черта с два тебя кто-то будет у себя держать!
Нервно проведя рукой по волосам, Максим разворачивается на пятках и делает несколько шагов в никуда. Мой взгляд устремляется на машину. Она всё так же сверкает сумасшедшей дороговизной в последних лучах уходящего солнца. Смотрю на Максима, который так же, как и я, не пожелал переодеваться. В черных дешевых штанах и футболке, выданных для игры, он всё равно сияет, как редкий алмаз, для которого мои жизненные трудности, как и я сама, даром не сдались.
У меня же невыносимый характер!
Меня же воспитали уличные хулиганы!
Я же фривольная особа!
– Если я такая хреновая для вас, ваше величество, так какого же черта вы за мной бегаете, как раненная собачонка? – спрашиваю я, медленно ступая назад.
Максим ставит руки в боки и медленно оборачивается. Его губы поджаты, взгляд извергает пламя. Непереносимость меня заключена в его хмурой, как осеннее небо физиономии. Распахиваю заднюю дверцу и достаю свой кожаный рюкзак с вещами.
– Куда ты пошла? – тут же бросает он низким голосом. – Куда ты пошла, я спрашиваю?
– От тебя подальше!
Хочу повесить рюкзак на плечо, но черт возьми, как же больно!
– Стой!
– Отвали от меня!
– Стой, я сказал! – приказывает он, потянув за рюкзак в моей руке. – Азалия!
– Что?! – разворачиваюсь я. – Что тебе надо? Перед твоей Олей спектакль разыграть? Что ж, хочу тебя успокоить: не настолько она уж и сохнет по тебе, чтобы ты так напрягался и тратился! Кажется, ты говорил, что можешь в легкую от нее избавиться? Избавляйся! Скажи ей что-нибудь грубое, гадкое, мерзкое, ты это можешь! Больше она не посмотрит в твою сторону, потому что лично я даже за деньги не собираюсь этого делать! Отвали!
– Азалия…
– Что?! Что?! Что?!