Данила уснул без задних ног. В этом плане детям можно позавидовать. Чтобы у них не случилось, они все равно будут спать хорошо, потому что никакие тяжелые мысли их не волнуют.
— Ева?
Отлично. Нашел время поболтать.
— Спи.
— Принеси воды.
Иногда Данила тоже просит пить, но я никогда так не раздражалась из-за простой просьбы.
Я мельком глянула на стол, на котором всегда стоял графин с водой, но тут же вспомнила, что последнюю воду мы потратили на умывание. А новой с ручья я так и не принесла. Оставалась только одна бутылка в сумке, которые принес Харитон из дома Светланы. Можно, конечно, обмануть его, сказать, что воды нет и пусть терпит до утра. Да, так и сделаю.
— Мне сказать волшебное слово?
— Если ты, конечно, умеешь, — почти выплевываю я шепотом и сажусь на кровати, стараясь не издавать лишних звуков.
Он лежал на кровати, как я и предполагала, смотря прямо на меня. Но не это меня смутило, а что в отличие от нас с Данилой, спящих в пижамах, он лежал в одних трусах. И судя по всему, его мучала не только жажда.
— Пожалуйста.
Он так и лежал не шелохнувшись, а я продолжала как идиотка разглядывать его тело в тонкой струйке лунного света. В школе он часто мелькал прокаченным торсом, смущая и восхищая всех девчонок и немало учителей. Но я уже давно поняла, что ни один юноша не сравнится с тем, каким совершенным может быть мужчина. Ни у одного юноши не будет такого рельефа, таких вен на руках, и шрамов, которые совершенно не портят внешний вид.
Сердце заходится от стука. Во рту пересыхает. Мне тоже нужно попить. Срочно. Да и понимающий взгляд Харитона не способствует спокойствию.
Я поднимаюсь и резко, больше несмотря на него, иду к рюкзаку, чтобы достать бутылку. Но ее там не оказывается. И в этот момент я слышу звук откручиваемой крышечки. Я медленно поворачиваю голову и замечаю, как Харитон, не дуя в ус, пьет воду, смотря прямо на меня.
У меня челюсть чуть не падает от возмущения. И зачем нужно было меня поднимать, чтобы что? Продемонстрировать свое тело? Или то, как легко можно меня развести?
— В голове крутится много эпитетов в отношении тебя. Выбери самый мерзкий, — шиплю я, поднимаюсь и сдергиваю со стула шаль. Мне нужно на воздух. Подальше от него. Заодно и воды наберу, раз уж все равно не спится.
— Сексуальный мерзавец? — слышится вслед, но я просто закрываю двери и глубоко вздыхаю. Ночи в этих местах самое удивительное явление. Редко, когда небо затянуто тучами, являя миру россыпь звезд, а ветер легонько колышет деревья, создавая настоящую музыку природы. Может и хорошо, что мне не спится. Теперь, когда Харитон знает про это место, мне придется отсюда уйти, забыть про него, чтобы и Светлана Павловна тоже не пострадала. Поэтому последнюю ночь я хочу насладиться воздухом, видами и своим ощущением в этих местах.
Ева Павловна нашла меня на остановке, когда я сбежала от семьи Рашида. Я ревела и не могла остановиться, вспоминая все, что произошло за последние семь месяцев.
Она протянула мне платок и спросила, что случилось. А я, не думая, вывалила на нее все свои беды. В том месте, где я сидела, была станция. Именно на нее она повела меня, а затем привезла сюда. Пока я жила в этом домике, пытаясь понять, что делать дальше, она принесла мне новые документы, оказывается, она работала в загсе.
Заранее сделала свидетельство о рождении на Данила, поставив прочерк в графе «отец», и вместе со Светланой Павловной принимала роды, когда пришло время. К зиме мы переехали на ее квартиру, а еще через полгода она слегла в больницу. Оказывается, у нее был рак.
Именно в той больнице я встретила умирающего отца, которого так и не смогла оставить одного и забрала на квартиру. Наверное, надо было оставить его умирать, тогда я не влезла бы в долги и не была на грани потерять квартиру женщины, которая сделала для меня столько добра.
Вот она, ее могила. Вместе с мужем и маленькой дочкой. Я набрала цветов и возложила их на три могилы, мысленно поблагодарив Еву за все, что она для меня сделала. И извинившись, что я не смогла оправдать ее ожиданий.
— Так странно видеть твою могилу, — слышу позади голос Харитона. В ночи, на кладбище мне почти страшно, но не настолько, чтобы закричать. Я просто замираю, продолжая сидеть на корточках. Потом медленно встаю и поворачиваю голову, замечая Харитона и ведро в его руках. Пошла, называется, за водой.
— Она не моя.
— Я уже понял. Значит, это та женщина, имя которой ты украла.
— Господи, ты можешь замолчать и не нести чушь?! — не выдерживаю. – Я никогда ни у кого ничего не крала! Не надо меня ровнять по себе! Никого не надо.
Я дергаю подбородком и подхожу близко, чтобы забрать ведро, но он крепко вцепился в него и вдруг насмешливо оглядывается.
— Знаешь, а я ведь никогда не трахался на кладбище.
— Можешь начинать, отдай только ведро, — снова пытаюсь я отобрать, но он не отпускает. Тогда я просто тяжело вздыхаю и иду по направлению ручья. Он за мной.
— Ты растеряла свое чувство юмора.
— Нет, но порой шутки не уместны. Особенно в таком месте.