Его птичка

С облегчением улыбнулась. Ждет. Он меня ждет. Я спокойно взглянула на куратора. Рома ждал внизу, больше ничего знать и не нужно. И все равно хотелось развернуться и бежать, потому что веяло холодом. И от куратора, и от всей ситуации.

Да ладно тебе, Анька. Ведь не сложно уделить внимание преподавателю, обучавшему тебя целый год.

— Да, манго я пробовала, — все-таки улыбнулась я. Рассказывать, с каким откровенным развратом это было связано, я не стала. Просто Рома кормил меня этим сладким фруктом и слизывал сок. Так, не время и уж точно не место.

Валентина Марковна уселась в кресло и предложила мне сесть в соседнее. На столике между нами стоял изящный чайный сервиз с ароматным чаем. В кабинете вообще все было изящно, что никак не вязалось с грузной бывшей балериной.

— Значит, любовь, да? — доверительно уточнила она, кинув на меня взгляд, полный любопытства, а затем вернулась к созерцанию картины с электронным водопадом.

Обычно такие вещи должны умиротворять, но нервы были на пределе, и я раздраженно отвела взгляд от «успокоителя».

— Бросаешь все ради мужчины, которого знаешь пару месяцев.

— Девять, — зачем-то уточнила я, хоть это было и не ее дело. Да хоть день. Хоть час. С Ромой хоть минута. Главное — вместе.

— Да, да, но что такое девять месяцев в пространстве вселенной балерины? — растягивала она слова, точно так же, как растягивают мышцы перед занятием. Не торопясь. Кажется, она уже и забыла, что я спешу.

— Девять месяцев. Хм. Подготовка к спектаклю. Не более. Ты, кстати, была великолепной Кармен. Прямо вся пылала. Афанасьев… — она тут же замолчала, упомянув имя одного из ведущих режиссеров Москвы.

Я смутилась, но выдавила:

— Спасибо.

Сложно было поверить в этот комплимент. Куратор была скупа на похвалы. Хотя это, конечно, погладило по пузику мое чувство собственного достоинства.

— И теперь ты хочешь начать все сначала, — тяжело вздохнула она и снова посмотрела мне в глаза.

— Я поступлю в Петербурге. Все будет хорошо.

— Поступишь ли? Бюджетное место — роскошь, — задумалась она, делая еще глоток чая.

Я же к чашке так и не притронулась, хотя горло было пересохшим. Я знала, что она права, но разве может любящее сердце остановить такая мелочь, как деньги?

— Если не поступлю на бюджет, мне оплатят…

— Роман Алексеевич? — резко повернулась ко мне Валентина Марковна. Доброта из глаз ушла мгновенно, словно ее там никогда не существовало. Просто уставшая женщина.

Я напряглась. Это действительно было пугающе. Откуда…

— Москва как большая деревня, — предвосхитила она мой вопрос. — Ты же слышала про правило семи рукопожатий? Все друг друга знают. Так вот, вернемся к твоему… мужчине. Ты уверена, что он оплатит обучение?

Мне стало казаться, что меня допрашивают, а руки на подлокотниках связали, до того они занемели. В теле стала оседать неприятная тошнота и удушающая тяжесть. Что она хочет выпытать? Чего добивается?

— Уверена, — твердо произнесла я. Рома заслужил мое доверие. Мы слишком много пережили вместе, чтобы задумываться об обмане. Тем более вранье я видела издалека. Валентина Марковна же не лгала, но словно что-то оставляла за кулисами. Чтобы что сделать? Унизить? Научить? Сделать несчастной?

— И ты, конечно, думаешь, что он любит тебя? — приподняла она брови и отставила пустую чашку.

— Конечно.

Вот здесь без шансов. Любовь или одержимость. Я хотела всего, что давал мне Рома, потому что и забирал он много. Порой выпивал до дна, а порой наполнял своими чувствами, одаривая бесконечным удовольствием и жаждой жизни. Я люблю Рому.

— Ну и отлично, раз ты так доверяешь ему. Это прекрасно, но позволь мне поведать тебе одну историю. Есть минутки три послушать?

Мне хотелось прикрыть глаза и быстро переместиться к Роме в его машину — поцеловать, обнять, попросить поддержки, согреть. И почему здесь стало так холодно? Окна закрыты. Волшебством я не обладала, а взгляд женщины требовал подчинения.

— Мне очень интересно, — мило улыбнулась я.

Рассказ был действительно короткий, душераздирающий. И я бы даже всплакнула, как она, но меня ждали и мне не терпелось сделать ручкой. Тяжела женская судьба, но, пока не долбанешься об собственные грабли, до чужих нет дела. Так и мне сейчас не было дела до погубленной судьбы популярной некогда балерины. Вот совсем.

— Мы женщины. Наивные. Часто поверяем свое сердечко не тем. И порой лишаемся возможности исполнить мечту из-за крепкого полового органа.

— Я не… — Я много хотела сказать. Что Рома понимает меня, как никто другой. Что мы вместе будем идти по жизни и помогать друг другу исполнять мечты, но меня прервали. Нагло. Бескомпромиссно.

— Понимаю, ты любишь его. Готова уехать за ним в Питер. Стать его любовницей. Жить за его счет. Верно, понимаю? — резюмировала она.

Это было так мерзко, так грязно и так не вязалось с тем, что я испытывала к Роме. С тем, что было между нами, что я лишь покачала головой.

— Ты обязательно научишься называть вещи своими именами, — грустно усмехнулась она и вдруг достала свой смартфон.

Ее крупное лицо заострилось, и она то разблокировала телефон, то блокировала. Сомневалась в чем-то?