Его последний приказ

— Мотыли ядовиты, сэр, да, — сказал Гаунт. — Паста позволила нам выработать иммунитет к местным ядам.

— И чему-то еще? — спросил Велт.

Гаунт пожал плечами. — Нихтгейны верят, что более концентрированный вариант пасты может, как ни странно, бороться с инфекциями Хаоса. Мне об этом неизвестно.

— Вы видели, как это действует?

Гаунт кивнул. — Да, с Рядовым Фейгором. Поразительный эффект.

— Но вы сказали, что «вам об этом неизвестно»? — спросил Фарагут.

— Я не медик, — сказал Гаунт. — Я знаю, что я видел. Я знаю, на что это было похоже. Может быть паста помогла Фейгору, возможно, всем нам. Но это, так же, может быть и плацебо. Я верю, что самый лучший способ бороться с заразой Хаоса, это быть здравым и решительным умом.

— Вы говорите, — сказал Фарагут, — что вы и ваша команда выбрались с Гереона незараженными, потому что ментально отвергали возможность стать такими?

Гаунт посмотрел на Ладда, который пожал плечами.

— Ответьте на вопрос, пожалуйста, — произнес Каессен.

— Да, — сказал Гаунт. — Это чрезмерное упрощение, но я полагаю, что, по существу, оно правильное. Хотя мы страдали, и нас жестоко испытывали, мы отвергли порчу Губительных Сил силой воли.

Фарагут бросил взгляд на Велта, который покачал головой. Вместо этого встала Балшин. — Если бы вы сидели здесь во главе суда, Гаунт, — спросила она, — поверили бы вы словам, которые только что озвучили?

— Зная, что это может быть правдой, леди комиссар-генерал, я бы предположил, что да.

— А если предположить, что нет?

— Я не знаю. Это желанная мысль. Основанная на понятии внутренне присущей неподверженности порче истинной Имперской души.

— В самом деле. И так вы видите себя и вашу команду?

— Да, — сказал Гаунт.

— Интересно, — сказал Велт, вставая, когда Балшин села на свое место. — Как вы и сказали, Гаунт, это желанная мысль. Но разве не правда то, что даже величайшие и чистейшие из людей, в нашей истории, были совращены варпом, несмотря на их разумность?

— История рассказывает о таком. Но я полагаю, что прав, говорят так, как написал это Урбиленк: «Хаос всего лишь открывает темные уголки разума, высвобождая то, что там всегда было. У истинных, чистых разумов нет ничего такого, что проклятие сможет использовать».

— Вы хорошо его процитировали.

— Один из моих любимцев, инквизитор. Я, так же, могу процитировать Рейвенора, который написал в Жаждущих Сферах: «Хаос забирает неосторожных или уязвимых. Истинный человек уклониться от его объятий, если он стоек и облек свою душу в доспехи презрения»

— Отличные слова, — сказал Велт.

— Я тоже так думаю, — ответил Гаунт.

— Хотя даже так, статистически...

— Моя команда и я незапятнаны.

— Потому что вы и ваша команда какие-то особенные? Неподконтрольные?

— Я полагаю, что Призраки Танита были благословлены взаимодействием со Святой, — сказал Гаунт.

— Вы имеете в виду, на Херодоре?

— Тогда, и раньше. Я полагаю, что возможно... мы особенно стойки к заражению. — Велт улыбнулся. — Вы брали с собой ингибиторы?

— Много. Они закончились.

— До того, как вы отправились на миссию, — сказал Велт, просмотрев планшет, — разве не правда, что вы консультировались с Тактиком Байотой насчет того, как долго вы сможете достаточно долго оставаться на захваченном Хаосом мире до того, как заражение станет неотвратимым?

— Да, инквизитор.

— И, чтобы на это ответить, Байота обращался в Ордо Маллеус, правильно?

— Думаю так.

— И какой был ответ?

— Около месяца, — сказал Гаунт.

— Около месяца. А как долго вы и ваша команда пробыли на Гереоне?

— Шестнадцать месяцев.

— Ясно, что ваш акцент изменился, Гаунт. У него тембр. Характерные черты.

— То же самое у всей моей команды. Житье среди Нихтгейнов неизбежно приводит к некоторым изменениям.

— Вы понимаете, что изменения в вашем акценте приводят в замешательство? — Гаунт пожал плечами.

— Вы понимаете, что это заставляет звучать вас, как архиврага?

— Нет, — сказал Гаунт. — Хотя, мы все говорим на Низком Готике, акценты Империума многочисленны и разнообразны. Вы когда-нибудь говорили с Витрианцами, инквизитор?

— Да.

— А что насчет Колстекского? Кадианского? Хирканского? Когда-нибудь слышали картавость Фантинского? Древний говор на Танитском, звучащим мягким потоком?

— Ваша точка зрения?

— Акценты ничего не доказывают. Казните нас за гнусавость в наших голосах? — Велт положил планшет. — Вой шет, екхр сетрикетан.

— Хез, вой магир, элкета анви шокол, — ответил Гаунт.

Опасный шёпот пробежал по комнате. Ладд обеспокоенно уставился на Гаунта.

— Вы говорите на языке Губительных Сил, — сказал Велт.

— На одном из них.

— Кажется, что бегло и естественно.

— Как думаете, сколько бы продержалось подполье, если бы не выучило язык архиврага, сэр? — спросил Гаунт. — Это было жизненноважно для сопротивления.

— Даже так... — начала Балшин.

Гаунт уставился на Инквизитора Велта. — Вы хорошо на нем говорите, — сказал он. — Почему это вы не здесь внизу со мной?

Велт от души рассмеялся. — Туше, Гаунт, — сказал он. Он сел.

Незамедлительно, Фарагут снова встал, открывая досье. — Вы были с сопротивлением значительное время, — сказал он.

— Как я говорил, мы смирились с нашей ситуацией.