Его одержимость

Снова уклончивые ответы, которые меня больше не удивляют. Пусть Чернов отмалчивается сколько хочет, я уже поняла, что сам он мне ничего не расскажет. Ничего, значит я другим способом вытяну информацию.

Но что касается «Планум Строй», мне казалось, что дела моего папы и Кости в этой сфере как-то пересекались. Честно говоря, я думала, что таким образом и завязалась их дружба, на фоне общего бизнеса, но очевидно нет.

Тогда каким образом они познакомились? Может, учились в одном институте, или были друзьями детства.

— А где вы познакомились с отцом? — резко перевожу тему разговора. — Вы давно его знали?

Чернов вопросительно выгибает бровь и замолкает. Снова хмурится, как делает это каждый раз, когда ему не нравится тема разговора.

— Я знал твоего отца достаточно давно, чтобы понимать, что он из себя представляет, — медленно чеканит каждое слово, после чего тут же отворачивается и распахивает водительскую дверь. — Пойдём, Лера. Юрист уже ждёт нас у Осипова в кабинете.

Как только выходим на улицу, Костя тут же берёт меня за руку, крепко сжимая мою ладонь в своей. А у меня от этого казалось бы невинного контакта будто электрический разряд по телу проходит.

Я до сих пор не могу выкинуть из головы то, как эти руки ещё сегодня утром сжимались на моей голой талии, как пальцы проскальзывали под резинку белья. От одних только этих мыслей внизу живота всё стягивает и ноет, и я с силой зажмуриваюсь, стараясь вытряхнуть из головы неправильные мысли.

Всё внутри меня кипит и противится тому, что происходит. Я чувствую, что барьер между нами размывается всё сильнее, и я уже не могу понять, кто для меня этот мужчина. И что он на самом деле от меня хочет, я тоже не понимаю.

Мне стыдно за то, как моё тело реагирует на его близость. Так не должно быть. Это неправильно. Но и с собой я поделать тоже ничего не могу.

— Всё в порядке, Лера? — Чернов вопросительно смотрит на меня, замечая, что я стала дышать тяжелее, и будто специально притягивает ближе к себе. — Ты нервничаешь, потому что мы на завод приехали? Если не готова, можем развернуться обратно. Подождёт Осипов ещё недельку, не обломится.

— Нет, — мотаю головой, стараясь придать лицу непринуждённое выражение. Не хочу, чтобы Чернов знал, как он действует на меня. Я и так со стыда готова сгореть из-за того, что было утром. — Всё в порядке, я просто немного волнуюсь, вот и всё. Не хочу ничего откладывать.

Мужчина какое-то время смотрит на меня с сомнением, но в конце концов всё же одобрительно кивает.

Когда мы с ним проходим через широкие стеклянные двери, чувствую, как по телу проходит лёгкий мандраж и теперь действительно начинаю нервничать.

Ведь это предприятие — папино детище. Плод его многолетних трудов. Пусть Павла Миронова нет в живых, частичка его души всегда будет продолжать жить в стенах этого завода.

Оглядываю просторный холл, пытаясь подметить каждую деталь, изо всех сил настраивая свой мозг на то, чтобы выудить из его недр воспоминания об этом месте, но как бы я не напрягалась, рассудок упрямо не желает выдавать мне своих тайн.

К счастью, Костя не торопит меня, молча стоя за моей спиной. Но очень близко. Настолько, что я физически ощущаю его позади себя. Это сильно сбивает. Потому что вместо того, чтобы настроить свой мозг на то, чтобы вспомнить прошлое, мои мысли то и дело возвращаются к настоящему. К мужчине, стоящему рядом. К пряному запаху его парфюма, который я ощущаю даже сейчас. К его широкой грудной клетке, которая при каждом вздохе ударяется о мою спину. К невероятной, мощнейшей энергетике, которая полностью окутывает меня, поглощает, но в тоже время даёт необъяснимое чувство защиты.

— Лера, нас ждут, — я слышу Костин шёпот. — Если хочешь, после того как всё подпишем, ты сможешь ещё походить по заводу.

Он наклоняется и слегка касается губами моей шеи, отчего я вздрагиваю. В этот же момент его руки задирают подол моей куртки. Пальцы проскальзывают под свитер, шершавые подушечки начинают поглаживать кожу на животе, и мне в один момент становится невыносимо жарко.

Суматошно озираюсь по сторонам, нервничая от того, что в холле полно людей, которые могут неправильно истолковать увиденное. Хотя, признаться честно, я сама уже не понимаю, как расценивать Костино поведение.

Сама разворачиваюсь к нему лицом, проворачиваясь в его руках, продолжающих лежать на моей талии.

И в этот же момент замечаю за Костиной спиной стенд с фотографиями. Взгляд моментально улавливает среди десятка лиц знакомые черты, и моё сердце в тот же момент болезненно сжимается.

Не смотря на то, что стенд находится довольно далеко, не смотря на потерю памяти, и на то, что человек на фото выглядит гораздо старше портрета на надгробной плите, я всё равно его узнаю.

— Костя, там… — голос дрожит и надламывается, и я тяжело сглатываю, пытаясь расслабить сжимающуюся гортань. — Там папина фотография… На стенде.

Чернов даже не успевает отреагировать, когда я вырываюсь из его объятий и практически бегом направляюсь к стене, на которой висит фото отца.