Его одержимость

– Спас? – я прижимала его так крепко, что стало больно дышать.

– Да. Плохой дядя стрелял, а папа встал к нему лицом и закрыл нас. И умер.

Промычала что-то нечленораздельное, потому что не могла говорить. Просто не могла.

– И он меня ругал… – сынок уже не вздрагивал, лишь слегка шмыгал носом. – За то, что потерял его машинку. А я не терял. У меня ее дядя забрал, который стрелял.

– Не волнуйся, солнышко, мы найдем твою машинку.

– Но папу-то не спасти, мам. Он уже умер.

– Папа уже давно умер, Андрюш. Когда ты еще крошкой был.

Вода согрелась, и я умыла сына и, усадив его на крышку унитаза, умылась сама, смывая с лица остатки скорби.

– И у меня больше никогда не будет папы?

Андрей выглядел таким грустным, что я закусила губу, не зная, что сказать.

– Я могу быть тебе и папой и мамой. Хочешь?

Сынок вздохнул, и посмотрел на меня обреченным взглядом.

– Мам, ну ты же не умеешь быть папой. Ты же мама.

Эту логику я оспорить не могла, поэтому попыталась направить разговор в нужное русло.

– А хочешь, я расскажу тебе сказку перед сном?

– Про камаз?

– Могу и про камаз… – взяла сына на руки и унесла в спальню.

Погасив свет, мы улеглись рядом, и я, начав рассказывать сказку-несуразку, которую сочиняла на ходу, вскоре услышала, как Андрюша засопел.

А я так и лежала без сна, прокручивая в голове наш разговор с Черным. И гадая, как там Рома.

Уже засыпая, я дала себе слово завтра же с ним увидеться. Во что бы то ни стало…

Глава 34

Палата, в которую Рому перевели после операции, была довольно просторной. Одна кровать, окруженная аппаратами, следящими за состоянием пациента, стояла боком к окну. Чуть поодаль располагался небольшой стол со стулом. На противоположной стене висел телевизор, и я удивленно замерла, когда поняла, что он включен.

На вахте сказали, что пациент в сознание не приходил, и я непонимающе моргнула, услышав голос ведущей новостей, доносящийся из динамика. Бегло оглядела палату и заметила еще одно кресло справа от входа.

– Здравствуй.

Александр Романович сидел, облокотившись на расставленные колени, и ерошил руками поседевшие волосы. Его лицо было таким опухшим и морщинистым, что я с трудом узнала мужчину, сидящего передо мной.

Внутри все похолодело, сердце сбилось с ритма, и я ощутила, как ярость очень медленно затопляет каждую клеточку тела.

Замерла на пороге, не зная, войти или развернуться и уйти, только бы не сорваться и не начать высказывать этому мужчине все, что о нем думаю.

– Проходи. Нам предстоит долгий разговор.

Очень сомневалась, что нам вообще предстоит разговор. Скорее ссора. Но, чтобы не выглядеть в глазах злейшего врага чокнутой истеричкой, стиснула зубы и прошла в палату, подходя к кровати Ромы.

Он спал, и я невольно ощутила укол в сердце, когда заметила, какой он бледный. Так хотелось взять его за руку, чтобы он знал, что я здесь, рядом. Но не могла делать это при Кремлёве-старшем.

– Его накачали снотворным. Так что он не услышит то, что я собираюсь сказать.

Слышала голос, доносящийся сбоку, но не хотела смотреть на отца Ромы. Не хотела говорить с ним. Вообще предпочла бы, чтобы его тут не было.

– Я не знал про твою беременность.

Стиснула челюсть и ощутила, как кулаки непроизвольно сжимаются. Сглотнула сквозь образовавшийся в горле ком, но глаз от спящего Ромы не отвела.

– Хотя сомневаюсь, что поступил бы иначе…

Не выдержала и метнула в сторону Александра взгляд, сочащийся презрением и яростью.

– Вы понимаете, что натворили своим вмешательством? – я прикрыла глаза, ругая себя, что сорвалась, но внутри все клокотало от безмерной всепоглощающей злобы. – Вы разрушили мою жизнь своей ложью, лишили меня самого дорогого. А ради чего?

Не уверена, что мне хотелось знать причину, но не могла остановиться. Казалось, вся боль и ярость, которая кипела во мне все эти годы, сейчас как вулканическая лава готова была вскипеть и вырваться наружу. Отбросила тщетные попытки держать себя в руках и ткнула в Кремлёва-старшего пальцем.

– Вы солгали ему, солгали мне, не побоялись испортить жизнь сына… Ради чего?

– Ради него самого.

Слова заставили замереть и непонимающе моргнуть. О чем он?

– Я желал Роману лучшей участи. Он должен был стать великим политиком, сделать блестящую карьеру, стать публичной личностью. Именно для этого я отдавал его в лучшие учебные заведения. Чтобы он вырос моим преемником. А он…

Кремлёв провел рукой по волосам и сплюнул под ноги, продолжая говорить.

– Он как последний слюнтяй влюбился в девку без рода и племени. И одним махом решил перечеркнуть все мои старания. Все мои планы и мечты, все амбиции были растоптаны тобой. И что в итоге?

Он рывком поднялся с кресла, и я отпрянула, не ожидая такой прыти от раздавленного горем человека.