Его моя девочка

Нравились её сумасшедшие глазюки – двуцветные – ярко-коричневые ближе к зрачку и серо-зелёные у края радужки. Нравились густые непослушные волосы и припухлые чуть обветренные губы с чётко прочерченными складочками. Нравилась трогательная хрупкость ключиц и тоненькой шеи. И остальное – нравилось. Да кто бы знал, скольких усилий ему стоило ограничиться только ехидным шёпотом на ушко, когда почти касался губами кожи, почти чувствовал, насколько она нежная, тёплая и бархатистая.

Потому что дразнить её тоже нравилось. И потом видеть разочарование в глазах. Она ведь точно рассчитывала не только на шёпот, даже зажмурилась. Он и сам на то же рассчитывал, просто отложил момент. Именно ради того, чтобы раздразнить – её. Да и себя.

Ну не предполагал он, что родители так невовремя вернутся? Могли бы и задержаться – минут на пять, а лучше на десять. На полчаса. Чтобы он успел прочувствовать на вкус, на ощупь и эти губы, и кожу, и волосы, от одних мыслей о которых внутри возникала горячая волна. И чтобы наконец чётко выяснил, кто нужен ей. Точнее, удостоверился, что правильно понимал, почему она сердилась, впадала в замешательство, постоянно искала его взгляд. И почему тогда зажмурилась, а потом насупилась обиженно и смущённо.

Но, похоже, в реальности всё было совершенно не так. Просто Никита сам додумал, как ему захотелось. Или ей… ей абсолютно всё равно, с кем из них двоих. Если, конечно, сейчас там, с Аликом, она.

Или не она? С чего он взял? Узнал по кроссовкам? Тупо же. И какого хрена он уже несколько минут торчит под чужой дверью? И почему настолько тяжело сдержать желание ворваться в комнату и наконец-то убедиться.

Хватит! Ну сколько можно? Ведь совсем недавно мечтал всего лишь поскорее добраться до дома и завалиться спать. Уже настолько поздно, что почти рано, и все нормальные люди давно спят. А он тоже нормальный, ещё и устал. Поэтому хватит – торчать тут, прислушиваться, думать, злиться, маяться фигнёй. А тем более перебирать, что и почему ему нравится. Это не имеет никакого значения, если она там.

Глава 17

Теперь Никита знал точно, что оказался прав, что так и вышло, как он не хотел больше всего, как предполагал. Отчего долго не получалось заснуть и не спалось толком, потому что мысли прорывались даже сквозь сон, мешали, тревожили, не давали спокойно лежать. И он, уяснив, что всё равно бесполезно, поднялся, вывалился из комнаты, невыспавшийся, до предела раздражённый, и почти сразу наткнулся на неё.

Именно на неё, не на другую, хотя до последнего момента надеялся, что зря накручивал себя и ошибался. И не получилось скрыть, что почувствовал, не получилось изобразить, как заявил потом – его не касается. Едва не психанул, едва удержал рвущиеся наружу слова. А она остановилась и попыталась что-то сказать.

Да плевать он хотел, что она там собиралась бормотать. Уже без разницы. Что бы она там не наговорила, ему уже без разницы. Пусть лучше катится ко всем чертям. Пока он её не послал.

Никита рванул мимо, в ванную, услышал, как хлопнула входная дверь, но ещё какое-то время стоял, стиснув зубы, сжав кулаки, пока не отпустило. Нет, не отпустило. Просто приказал себе «Всё. Хватит. Забыто», на секунду прикрыл глаза. И тогда даже усмехнуться получились. Хотя опять нет – это губа как всегда дёрнулась.

Но всё-таки удалось взять себя в руки, успокоиться, пусть и насильно. Ещё и вода холодная помогла. Он умылся, сбрил отросшую щетину, стараясь смотреть в зеркало только на щёки и подбородок, и наконец-то выбрался из ванной, пусть и застыв на мгновение, прежде чем распахнуть дверь.

Ну, мало ли что там хлопнуло. Вдруг она только вид сделала, что убралась, а на самом деле никуда не ушла, решила дождаться. Но – зачем? Смысл-то какой? И ей так поступать, и ему предполагать подобное. Решил же – всё. Даже без вариантов. Поэтому – тупо, и опять взбесило только сильнее. С прежней злой решимостью он двинулся на кухню, а минут через десять туда прикатился Алик, с помятой кислой рожей, поинтересовался зевая:

– А Лизбет, чего, уже ушла?

Пришлось задействовать все возможные силы, чтобы на этот раз действительно выглядеть равнодушным.

– Ушла, – подтвердил Никита безучастно, усмехнулся и вроде бы даже с одобрением и пониманием спросил: – Уговорил всё-таки?

Алик плюхнулся на табурет, отмахнулся.

– А! Не было ничего. Совсем ничего. – Потом болезненно поморщился, потёр лоб, пожаловался: – И вообще, меня Полинка послала. Ну чё за фигня? Сказала, что семья для неё важнее, как бы она ко мне ни относилась. Тем более я-то ей ничего дать не могу, кроме секса. Я ж без мамы никто, обычный студент. А у неё уже сил нет мужа обманывать. Тем более уходить от него она всё равно не собирается. Ну, и ещё там чего-то. – Он выругался, не удержавшись. – Ну я и расчувствовался, и выпил слегка. Или не слегка. Ещё и в дыре какой-то, ни одной цепляющей тёлки вокруг, сплошные куклы под копирку. И дуры. Трахнуть-то не проблема. А поговорить? И тебя хрен знает где мотает. Вот где ты был?

– Работал, – коротко откликнулся Никита.