Его любимая кукла

Роман уже не хотел идти ни на какой дурацкий праздник. Все его желания сейчас сосредоточились на одном – на том, чтобы запереть Арину в своей чертовой спальне и оттрахать так, чтобы ей стало ясно – она уже одна-единственная. Единственная, кого он хотел. Хотел так, что плевал, кажется, на все. На соображения и ее, и своей безопасности, на ее желание или нежелание выполнять их договор и на все доводы рассудка, которых обычно придерживался, в том числе.

Когда они оказались у деревянной церкви – единственной на весь остров – он понял, что праздник его раздражает. Что ему неинтересно смотреть на эти пляски и ни черта непонятные ему конкурсы, и что с каждой секундой все нестерпимее желание оказаться там, где он заставит танцевать Арину совсем иные танцы.

И к черту всю эту ересь. И весну – к черту. В спальне он устроит ей самый разгар лета.

Часть 1. Глава 10

Постепенно праздник увлёк Арину настолько, что она на некоторое время совершенно забыла о том, что занимало её мысли в последнее время. Королёв наверняка злился – по крайней мере, весь его вид говорил о том, что он предпочёл бы находиться где угодно, но только не здесь. И Арина, наверное, его даже могла бы понять – не иметь возможности участвовать в общем веселье было довольно досадно. Если бы не одно «но». Насколько она успела заметить, Роман всегда стремился к тому, чтобы быть на виду, всячески подчёркивая, что не нуждается в каком-то особенном к себе отношении. Так что она вполне могла не становиться «приклеенной» к нему, а принять участие в праздновании.

Несмотря на довольно скромный масштаб, всё окружающее казалось каким-то отдельным миром. И будто не было больше ничего иного – лишь только старая деревянная церковь, веселящиеся люди, встречающие весну. Смех, шутки, немудрёные конкурсы.

Когда разожгли костёр и стали переговариваться о том, что скоро наступит пора прыгать через огонь, Арина словно бы очутилась в русской народной сказке, разве что голоса вокруг были заморскими. Она оглянулась и посмотрела на Королёва, когда её за руку безо всякого разрешения взял дородный мужчина, на фоне которого она выглядела крохотной, и потащил в сторону костра. И ей ничего не оставалось, как побежать следом, а после прыгнуть через огонь, испытывая ужас вперемежку с восторгом.

Раздались аплодисменты, послышалась музыка, тоже похожая на что-то родное, Арина осторожно выпростала руку из пальцев незнакомца, кивнула ему в знак благодарности и подошла к Королёву.

– Мне здесь нравится, – призналась она, выравнивая сбившееся дыхание. – Вы ещё не хотите вернуться обратно? Если желаете – можете проводить меня домой.

Она покосилась на Романа, пытаясь понять по его лицу, не злится ли он на неё ещё сильнее. Сама же испытывала предвкушение от того, что будет, когда они вновь окажутся в доме, который сегодня останется пустым до поздней ночи.

Злость. Безысходная, ядовитая, почти отчаянная. Слепящая настолько, что казалось – ещё немного, и он способен сорваться. Пустить по ветру все, к чему трудно и упорно шел все это время после аварии. И из-за чего? Из-за того, что для него физически невыносимо оказалось видеть, как Арины касается другой мужчина. Пусть даже только за руку, пусть даже только ради забавы – плевать. Он не хотел, чтобы кто-то еще до нее дотрагивался. И в этот момент со всей очевидностью осознал, что не отпустит Арину не только потому, что не хочет этого делать, а попросту потому, что не сможет. Понял, что если ее не будет рядом, от мыслей о том, кто касается ее и кто с ней вместо него – неминуемо рехнется. И можно сколько угодно говорить себе, что Арина только его игрушка, весь этот самообман не способен был ни отменить то, что он уже испытывал, ни повернуть вспять то, что привело его к этому новому крушению. Да он, наверное, и не хотел бы ничего менять, потому что если быть честным с собой – сейчас, несмотря ни на что, впервые с момента развода чувствовал себя настолько живым рядом с женщиной. Именно с этой женщиной.

И ему даже было все равно, что там крылось в прошлом Арины и что она нанялась к нему только на время. Было все равно на то, что если перед ней встанет выбор – он ли ее сын, выбор этот будет не в его пользу. Но никакого выбора он ей давать и не собирался. Для него все оказалось вдруг кристально ясно: удержать эту женщину рядом с собой, кажется, теперь стало единственным способом сохранить рассудок.

Вот только о чем, интересно, она сама думала, прыгая сейчас через костер с такой беззаботностью? Он напрягся всем телом, наблюдая, как она взмывает вверх, взмахнув пышной юбкой и, кажется, даже перестал дышать на то короткое, но ему показавшееся очень долгим время, что понадобилось Арине, чтобы благополучно приземлиться по другую сторону костра. А что, если бы она оступилась? Что, если бы подол ее платья занялся огнем? В этот момент ее, черт возьми, собственная безопасность, видимо, не волновала?