Его кровавый проект

— Мы должны, — объяснил я, — нанести визит в Богом забытую лачугу, откуда родом этот негодяй.

— Понятно, — ответил адвокат. Судя по его тону, перспектива такой экспедиции не слишком его привлекала.

— Что вы знаете о подноготной своего подзащитного? — спросил я.

Мистер Синклер сделал большой глоток эля, без сомнения, благодарный, что его попросили предоставить какую-то информацию.

— Его отец — фермер-арендатор с хорошей репутацией. Его мать, уважаемая женщина, умерла в родах около года тому назад. В семье есть — или были — еще трое детей: старшая сестра и близнецы намного младше его.

— Вы сказали — «были»?

— Сестру нашли повесившейся в сарае вечером того дня, когда произошли убийства.

Я на мгновение прервал расспросы. Эта информация определенно имела отношение к моему расследованию.

— А раньше сестра была в здравом уме? — спросил я.

— Не могу сказать, — ответил мистер Синклер. — В суматохе, которая поднялась после убийств, ее отсутствие не сразу заметили. Потом стали искать — и нашли, как я уже сказал, в сарае. Коронер не смог установить точное время смерти.

Я медленно кивнул. Самоубийство не говорило ничего хорошего о психологических особенностях этой семьи. К тому же в наши дни, в наш век, если женщина умирает в родах, это, скорее всего, указывает на некую врожденную слабость. Короче, вырисовывалась картина не слишком цветущего и здорового клана.

— А младшие дети?

— Не знаю, — ответил адвокат, медленно качая головой. — Они всего лишь малютки.

— Какие у вас доказательства хорошей репутации отца?

— Только те, которые я узнал из бесед с Р.

— Именно это я и имею в виду, — перебил я. — Уверен, вы согласитесь, что мы не можем принимать на веру слова таких изворотливых и жестоких личностей, как ваш подзащитный. Мы должны попытаться установить объективную правду о его подноготной. Факты и примеры, мистер Синклер! Вот на что мы должны обратить внимание.

Он запротестовал, говоря, что отнюдь не считает своего подзащитного изворотливым, но я отмел его возражения.

— Мы отправимся в этот Калдуи послезавтра. Я договорюсь, чтобы вас отпустили.

Мистер Синклер спросил, может ли он поужинать со мной нынче вечером, но, зная, что в последующие дни мы будем проводить вместе много времени, я отказался. Я послал известие в тюрьму Перта, что буду отсутствовать несколько дней, и написал жене, сообщив ей о том же. Потом внимательно прочитал досье показаний свидетелей и медицинские рапорты, предоставленные мне мистером Синклером, и сделал записи о событиях этого дня.

Я поужинал в своем номере, не желая присоединяться к завсегдатаям общих комнат, слишком остро напоминавших заключенных учреждения, в котором я работал. Еда была совершенно адекватной, и я выпил достаточно вина, чтобы нейтрализовать эффект неудобного матраса и звуки пирушки внизу.

На следующий день я велел мистеру Синклеру заказать для заключенного в местной гостинице побольше еды и бутылку вина. По словам адвоката, он часто предлагал, чтобы его подзащитному приносили оттуда еду, но тот всякий раз отвергал такие предложения. Я сказал, что это происходило не потому, что заключенный не хотел тамошней еды, а потому что он не хотел оказаться в долгу у адвоката. Искренне добрые поступки настолько чужды представителям преступного класса, что неизменно сталкиваются с подозрением. Однако вынужден признаться, мое предложение было сделано не по доброте душевной. Достоверно установлено, что голод может пробудить в заключенном беспокойство, раздражение и даже агрессию. А я желал, чтобы к моему появлению Р.М. пребывал в состоянии вялости, вызванном поглощением обильной пищи, отчего его умонастроение будет более благоприятным для расспросов. Еду должны были доставить к полудню, и я договорился встретиться с мистером Синклером в тюрьме в час дня. По моим расчетам, к тому времени пища уже окажет должный эффект.

Я прибыл в тюрьму чуть раньше условленного времени, потому что хотел сначала задать несколько вопросов тюремщику. Я желал это сделать в отсутствие моего компаньона-юриста, поскольку, по моему отнюдь не малому опыту, занятые примитивным трудом люди склонны питать верность первому встречному образованному человеку, как осиротевший ягненок привязывается к первому же работнику, который его накормит.

Тюремщик полностью соответствовал низшему физическому типу — такие люди часто работают в тюрьмах и психиатрических лечебницах нашей страны. Он был среднего роста, но крепкого телосложения, с могучими плечами и предплечьями, с красным испитым лицом, с отчасти деформированным черепом, с большими оттопыренными ушами. Его темные жесткие волосы росли от самого лба, а на щеках так же густо росли бакенбарды. Лицо его было крайне глупым и бессмысленным — подобное выражение превалирует у тех, кто находится по другую сторону двери камеры, и я бы ничуть не удивился, если бы встретил его там. Sans doute[37], он полностью подходил к своей профессии, но, выполняя текущую миссию, я не нуждался в его смекалке или интеллекте; у него имелась пара глаз — именно их я и хотел использовать.