В наших краях ворон не жалуют, поскольку они считаются предвестниками несчастья. Люди Ард-Даба, которых больше всего остального заботит рыбная ловля, особенно не любят этих птиц и при виде вороны, примостившейся на одной из лодок, страшно пугаются. Я был свидетелем того, как рыбаки швыряли большие камни в раздражающую их птицу, не считаясь с тем, что могли бы повредить лодку. Можно было подумать, что, отогнав символ несчастья, они отвратили бы само несчастье, предзнаменованием которого считается ворона. Но я никогда не видел, чтобы житель Ард-Даба, или, если уж на то пошло, житель других мест, отказался бы после такого предупреждения от своих планов. Люди в наших краях считают, что если кому-то суждено повстречаться с бедой, то встречи уже не избежать: если команда не выйдет на рыбную ловлю, в тот же день одного из них может ударить в доме по голове упавшее стропило. Невозможно угадать заранее, какая беда произойдет, — значит, бесполезно делать что-то другое вместо того, что ты собирался делать с самого начала. Все это делает швыряние камней в предвестника беды еще более загадочным. Кроме того, ворон здесь очень много и можно провести добрую часть дня в попытках их отогнать. Сдается, если на человека обрушится беда, он вполне сможет вспомнить ворону, сидевшую тем утром на коньке его крыши, что не придает рациональности вере в связь между этими двумя событиями.
Я спросил Флору, не хочет ли она посмотреть на раненую птицу, и та ответила, что хочет. Я быстро огляделся по сторонам, чтобы дать понять: то, что мы собираемся сделать, — секрет, который доверяется только ей одной. Потом я развязал веревку, и Флора вошла вслед за мной в сарай, а я притворил за нами дверь. Свет проникал сюда только через прорехи в дощатых стенах и через маленькое окно высоко во фронтоне крыши. Я хотел было взять Флору за руку и подвести к балке, на которой спрятал своего подопечного, но ничего такого не сделал. Вместо этого мы постояли рядом друг с другом, давая нашим глазам привыкнуть к полумраку. Я слышал тихое дыхание Флоры.
Потом я повел ее в угол и подтащил табурет для дойки, на который вставал, чтобы позаботиться о своем питомце. Я сделал знак Флоре встать на табурет и посмотреть на птичку. Она подошла ближе, протянула руку, чтобы, шагнув на табурет, сохранить равновесие, и приподнялась на цыпочки маленьких башмачков, аккуратно зашнурованных на лодыжках. Ее пальцы на мгновение сцепились с моими, прежде чем она положила обе руки на балку. Я соорудил импровизированное гнездо из веточек и травы и выложил его куриными перьями, а в придачу положил на птичку несколько полосок ткани, чтобы сымитировать тепло ее матери. Флора тихо вздохнула, увидев голову птенца, торчащую из тряпок. Она простояла так несколько минут, хотя птенец спал и там особо не на что было смотреть.
— Чем ты его кормишь? — прошептала она.
— Насекомыми, — ответил я. — И червяками с нашего участка.
Флора протянула руку назад, чтобы я смог ее поддержать, и шагнула с табурета. Потом пошла обратно к двери. Я поставил табурет в дальний угол сарая, чтобы отец не увидел его и не начал гадать — с чего бы ему стоять под балкой. Мне хотелось еще побыть в сарае вместе с Флорой, но я не мог придумать для этого никакого предлога. Отворив дверь, я высунул голову, чтобы проверить — не видит ли нас кто-нибудь, прежде чем вывести Флору на улицу.
— Спасибо, что показал мне птицу, — сказала она.
— Я рад был это сделать, — ответил я.
Она шагнула в сторону.
— Я лучше пойду. Отец будет ломать голову, куда я подевалась.
— И тебя хорошенько вздуют.
— Если я скажу ему, где была, вздуют тебя, — слегка улыбнувшись, ответила она.
Потом Флора исчезла за углом дома, а я снова покрепче завязал веревку вокруг упора, пошел к фасаду дома и, сев на скамью, стал наблюдать, как Флора идет по деревне. У нее была такая походка, будто тело ее пело песню. К тому времени уже начало темнеть и над водой низко висел пар.
Вскоре Джетта вышла из дома и села рядом со мной со своим вязанием. Некоторое время я слушал приятное пощелкивание ее спиц в неподвижном воздухе, потом спросил, что она вяжет. Она как будто не услышала вопроса и сама поинтересовалась, с кем это я разговаривал в сарае. Я почувствовал, как у меня покраснели щеки, и ответил:
— Ни с кем.
Джетта положила вязание на колени и серьезно посмотрела на меня.
— Вот что, Родди, ты очень хорошо знаешь, что с кем-то разговаривал, и очень хорошо знаешь, что я знаю, что ты с кем-то разговаривал.
— Тогда ты должна знать, с кем я разговаривал, — ответил я.
— Но мне бы хотелось, чтобы ты сам мне рассказал.
Я оглянулся на дверь дома и очень тихо ответил:
— С Флорой Брод.
— С Флорой Брод! — воскликнула Джетта, как будто на нее снизошло великое откровение. — С маленькой хорошенькой Флорой Брод!
Я шикнул на нее:
— Отец услышит!
— Итак, теперь ты бегаешь за Флорой Брод, — продолжала она. — Джетты тебе теперь мало?
— Я за ней не бегаю, — сказал я.
— Но ты должен был заметить, какая она хорошенькая и как мило теперь ее обтягивают платья.