Цедит ругательства и проводит пальцем по контуру моих губ. Млею от вкуса, запаха и его близости. Как только дожевываю, не успеваю хотя бы вдохнуть, как моих губ настойчиво касается еще один кусок мяса с привкусом его пальцев в моем рту, на языке, вместе с соусом, растекающимся по небу. Сумасшествие. Безумие и тугой ком предвкушения в животе, заставляющий напрячься и сильнее сжать ноги.
— Рот открой.
Подчиняюсь. Силы возвращаются вместе с жаром, который охватывает каждую частичку моего тела. Робко открываю глаза и застываю. Бледно-голубые льдины смотрят с жадностью, с дикостью какой-то, и я облизываю с губ жир, чуть прикусив нижнюю от страха и томления от того, как Кац смотрит на мой рот.
— Если еще хоть раз ты посмеешь морить себя голодом… Я сниму ремень и им тебя выдеру.
— Ты меня выде… что? — переспрашиваю шокировано.
Глаза у него становятся дикими. А я понимаю, что именно сейчас ляпнула.
— Ешь. Иначе найду чем занять твой рот.
Приподнимает бровь. Явная угроза, а у меня тело покалывает от понимания его намека, той жуткой недосказанности, заставляющей меня опять попытаться вскочить.
— Прекрати! Трепыхания со мной не прокатывают.
И в белесых глазах проскальзывает предупреждение.
Опять подносит к моим губам жирнющий кусок мяса, который мне априори есть нельзя, даже запах вдыхать чревато набором лишнего веса. Отрицательно качаю головой несмотря на то, что он давит мне на губы и я явно размазываю жир по щекам.
— Хватит. Пожалуйста! С голоду нельзя столько. Мне плохо станет. Стошнит…
Прищуривается. Зло. Отбрасывает мясо в тарелку и проводит шелковой салфеткой по моим губам, болезненно стирая следы.
— И частенько ты на себе такие эксперименты ставишь?!
У него глаза внезапно такой яростью наполняются, что слюна в горле замирает, так и тянет закашляться, но меня парализует.
Током бьет от близости, от того, как упираюсь плечом в массивную каменную грудь. Ведет меня от его запаха, от руки, которая начинает прожигать спину сквозь ткань.
Все полыхает вокруг, и я словно вижу себя с ним со стороны. Маленькую бабочку, замершую в жестоких руках, которые вырвут мне крылья с корнем, без сожалений.
Смотрю на поджатые в недовольстве губы и вспоминаю, какими жалящими могут быть его поцелуи.
— Я вопрос задал. Отвечай.
Давит, припечатывает взглядом. И тут глупышке внутри думается, что это все отдает легким подобием заботы. Словно ему не все равно, будто ему не наплевать на то, как себя чувствую. Как проекция в кривых зеркалах. Так жертве может понравиться находиться в лапах хищника.
Сталкиваюсь с льдами, белесыми, практически прозрачными и отвечаю резко:
— Иногда приходится загонять себя в рамки. Это работа. Этот показ стал самым главным в моей карьере. Модель платья не села. Пришлось принимать экстренные меры.
Салфеткой продолжает вытирать свои пальцы, а я наблюдаю за его резкими движениями и стараюсь опять не облизнуться. У Ивана сильные руки с широкими ладонями и крепкими длинными фалангами пальцев, с овальными лунками ногтей и чуть выпирающими костяшками.
Широкое запястье зажато кожаным ремешком от платиновых часов.
Отбрасывает салфетку. Берет бокал с рубиновой жидкостью и подносит к моему рту.
— Выпей.
— У меня и так голова кружится, — проговариваю, пытаясь отказаться. Давит на мои губы хрустальной кромкой.
— Наоборот. Немного поможет расслабить организм. Подобное лечат подобным. Давай, куколка, один глоток.
Облизываю губы и подчиняюсь. На языке стойко ощущаю привкус дерева, подтверждающий, что в бокале собраны лучшие сорта с итальянских виноградников.
Опять веки сами собой закрываются, но я одергиваю себя, вспоминаю, кто передо мной и как интимно то, что сейчас между нами происходит.
Действительно, я лишь пригубила, почувствовав несколько капель на языке контрастом. Отставляет бокал, возвращает ладонь на мое бедро, и я сталкиваюсь с жадным взглядом Ивана.
— А теперь мы с тобой поговорим, куколка. Один вопрос и ответ решит твою судьбу.
— Ты не просто так решил повидаться со своей разовой любовницей?!
Колю словами, за бравадой пытаясь утаить ужас, что поднял голову и заставил вздрогнуть.
Молчит. На лице мужчины решимость. И я понимаю, что бы со мной ни происходило в прошлом — это не закончено!
Сейчас он держит меня в своих руках, прижимает к каменной груди, проявляет нечто наподобие заботы, но это все походит на изощренную пытку, будто преследует некий замысел.
— О чем нам говорить, Иван?
Не выдерживаю, прикусываю дрожащую нижнюю губу. Чуть оголяет зубы в подобии улыбки, отводит золотистую прядку моих волос за ухо. Видно, попортил прическу все-таки.
— О многом, куколка. Например, о том, что с сегодняшнего дня твоя жизнь меняется и правила, по которым ты существуешь, также.
Тереблю пальцы. Его слова. От них веет уверенностью и сквозит уже принятым решением. Сглатываю ком обиды и томления.
Неужели не насытился мной?!
Отвожу взгляд, смотрю на сервированный стол, лихорадочно ищу не пойми что и натыкаюсь на нож. Острый, заточенный, предназначенный для резки мяса.